Все же пришлось пережить и унижение укола — задранный халат, нелепая поза, запах спирта, звяканье склянки с лекарством, ожидание боли с зажмуренными глазами, торопливое одергивание полы, когда экзекуция кончилась.
— Лежи.
— Я лучше… посижу, Иван.
— Ну, посиди. Сейчас я приготовлю еду.
— Я не…
— Знаю, знаю. Ты не хочешь есть. Все равно придется. Тебя раньше когда-нибудь били?
— Н-нет, — запнувшись, сказала Варвара.
— А меня били, — объявил он, — поэтому я лучше, чем ты, разбираюсь в ситуации. Ты сейчас поешь и ляжешь. На ночь я еще вколю тебе снотворного.
— А сейчас разве не ночь?
Он глянул на часы.
— Без десяти десять. Это ночь или не ночь?
— Мне надо домой. Мне надо Таню предупредить. Он… говорил, что всех убьет, а у Тани Вася.
Иван посмотрел на нее, оглянувшись от плиты, но ничего не сказал.
— Можно, я позвоню?
Он принес ей трубку.
— Слушай, Варвара, — сказал он, близко ее рассматривая. Она видела синюю от темной щетины кожу, морщины у глаз, очень густые прямые ресницы. — Давай договоримся сразу, чтобы потом мы… не ссорились. Домой ты не поедешь, останешься здесь. Предупреждать никого не надо. Все равно на ночь глядя никто ничего предпринимать не станет. Вряд ли он нападет еще раз сегодня же. Ты заставишь людей нервничать, только и всего.
«Почему-то он не хочет, чтобы я звонила, — поняла Варвара. — Боится? Не хочет упускать меня из виду?»
С этой секунды все пошло кувырком.
Откуда он взялся возле ее подъезда? Сейчас она отдавала себе отчет в том, что видела свой дом. Неизвестный бандит, напавший на нее, выбросил ее на асфальт почти у подъезда ее дома. Как там же оказался Иван? Или это он выбросил ее из машины, отъехал за угол и вернулся, чтобы начать спасать?!
Дело пахнет керосином, подумала Варвара отчетливо и даже услышала запах этого самого керосина.
Что теперь она станет делать, когда он заманил ее в свое логово?
Он не заманил ее в логово, а привез в свою квартиру, вынув из лужи, где она лежала с перетянутым скотчем лицом и связанными руками и ногами.
Как узнать — он или не он? Как понять — та или не та машина?
Ей нужно посмотреть на его ботинки. Ее вырвало на ботинки ее истязателя, и за это он как-то особенно больно ее ударил. У Варвары зашумело в голове. Она должна посмотреть ботинки Ивана. Вряд ли он имел возможность вычистить их.
Выглянув из-за длинной стойки, в конце которой стоял ее стул, она посмотрела на его ноги. Он был босиком.
— И ты ничего не узнала — ни голос, ничего, да? — вдруг спросил он. Почувствовал, что она на него смотрит, хоть и стоял спиной.
— Нет, — хрипло ответила Варвара, — или я его не знаю, или он говорил… в платок или в шапку.
— Все-таки он, а не она?
— Вроде он. Хотя я не особенно расслышала. Трудно вслушиваться в голос человека, который тебя… бьет.
Он посмотрел на нее.
— Только без душераздирающих подробностей, — предупредил он насмешливо, — и кровавых деталей.
Варвара моментально оскорбилась.
Да уж.
Он ухаживал за ней, раздевал, сажал в ванну, щупал ребра и делал укол — Варваре опять стало так стыдно, что она натянула на щеки воротник халата, как будто замерзла, — и все это было очень важно. Без него она, наверное, так и умерла бы ночью в луже перед подъездом собственного дома. Но ей хотелось, чтобы он жалел ее, проклинал ее обидчика, строил планы мести, говорил какие-нибудь значительные и бессмысленные слова — в общем, вел бы себя, как предписывает мировой кинематограф.
А он сказал — без подробностей, пожалуйста, и снова принялся за свои сковородки!..
…Может, он снял ботинки как раз потому, что догадался, что они могут заинтересовать Варвару?!
— Выпей.
— Что это? — Она осторожно понюхала.
— Грейпфрутовый сок, душа моя, — объяснил он с некоторым избытком любезности, — водки не дам. Я тебе обезболивающее всадил, которое с водкой… не монтируется. И, может, ты ляжешь?
— А где моя одежда? — спросила Варвара. Пить было неудобно. Стакан оказался слишком высоким, и ей приходилось сильно напрягать шею, которая болела и как-то подозрительно хрумкала, когда Варвара закидывала голову.
— Понятия не имею, — ответил он, подумав. — В ванной, наверное. Завтра придет Анна Семеновна и все найдет.
— Анна Семеновна — это твоя жена?
Он почему-то засмеялся.
— Анна Семеновна — это моя домработница.
Варвара вытянула из стакана последний глоток сока, для чего ей пришлось закинуть голову совсем высоко, а закинув, она так и осталась сидеть — с перевернутой головой и открытым ртом.
Потолка над ней не было. Была стеклянная крыша — очень, очень высоко. Крыша имела странную, изломанную форму, острые углы и неожиданные впадины. С острия одной из впадин низвергалась вниз люстра — поток сверкающих капель, переплетенных между собой и перевитых тонкой бронзой. Низвержение утихало приблизительно к уровню второго этажа, где шла галерея светлого дерева, подпираемая колоннами. На галерею выходили несколько дверей — светлых, как полы и перила, — а дальше она пропадала за очередным острым углом. Там, где не было стекла, был красный кирпич, и встроенные в него готические фонарики, и стрельчатые окна.
Варвара усилием воли оторвалась от созерцания потолка, опустила голову — в шее что-то хрумкнуло — и огляделась.
Конечно, это была никакая не комната, а просторный зал с камином, широкими низкими окнами и зеркалами в бронзовых рамах. Два темных дивана, длинный стол, стулья с высокими спинками, лестница «с поворотом». К дальней стене зал менял форму — Варвара уже поняла, что в этом доме не любят правильных форм, — сужался и перерождался в коридор, в котором было несколько одинаковых деревянных дверей. Кажется, за одной из них — ванная, в которой Варвара мечтала прожить всю оставшуюся жизнь. Она совершенно точно помнила, что по лестнице они не поднимались.
Этот зал напоминал о временах рыцарей Круглого стола, был похож на своего хозяина — широкие кости, сильные плечи — и производил странно обжитое и уютное впечатление, хотя Варвара не могла себе представить людей, которые живут в замках.