— Я сам.
Прежде чем она успела возразить, Коннор уже опустился к ее ногам и стал развязывать шнурки кроссовок. Линда в смятении смотрела на его темные волосы и чувствовала, как теплая волна поднимается у нее внутри. Возбуждение захлестывало ее с властной и необоримой силой, поэтому Линда торопливо перевела взгляд на волны, однако их бесконечная пляска сыграла с ней злую шутку. Голова внезапно закружилась, и женщина, покачнувшись, машинально оперлась на широкое плечо мужчины. Линду словно током ударило.
Коннор взглянул на нее снизу вверх, золотые глаза загадочно поблескивали. Сейчас он мог бы сделать с ней все, что угодно, он это чувствовал, однако не дал воли чувствам и желаниям.
— Можешь идти.
Линда буквально выпрыгнула из кроссовок и торопливо отступила назад. Теперь она, по крайней мере, могла дышать.
— Спасибо.
— Не за что.
— В кого у тебя такие глаза?
— В мать.
— Мне кажется, я никогда и ни у кого таких глаз раньше не видела.
— Кошачьи.
Она кивнула и очень отчетливо представила себе ту кошку. Большая, золотисто-полосатая, ленивая и могучая кошка по имени тигр.
Коннор поднялся и спросил, отряхивая песок с колен.
— А твои глаза?
— В отца.
Она сказала это автоматически и замерла в тот же самый миг. Откуда она это знала?! Ниоткуда. Просто знала — и все. Боже, теперь Коннор точно решит, что она лжет.
— В отца, надо же… Знаешь, в первую нашу встречу я решил, что это цветные контактные линзы.
— Ну и зачем бы они мне?
— Чтобы произвести впечатление. Впрочем, я довольно быстро понял, что тебе, в сущности, наплевать, какое впечатление ты производишь на мужчин. Ты от рождения свыклась с мыслью, что ты — леди Совершенство. От природы безупречное чувство стиля, элегантность, однако полное нежелание специально кого-то привлекать.
— Но я пользуюсь косметикой.
— Да, причем очень тщательно подобранной. Как и твоя одежда, макияж для тебя — средство подавления собственной сексуальности, хотя внешне он прекрасно выглядит и искусно наложен. Ты всегда неприступна, Линда.
— И поэтому ты меня хочешь? Любишь трудные загадки и крепкие орешки?
На этот раз Коннор не торопился с ответом.
— Видишь ли… мужчины редко об этом задумываются, особенно в юности. Я — не исключение. А впоследствии я просто научился хорошо разбираться в людях и довольно быстро понимаю, что человек представляет из себя на самом деле. От меня ты не могла спрятаться, я тебя… чувствовал.
Линда с деланным равнодушием кивнула и отвернулась, пристально уставившись на чаек, носившихся недалеко от берега.
Только не ври самой себе! Птицы тебя совершенно не волнуют, ты и глазом не моргнула бы, появись сейчас над морем стая павлинов. Все твое внимание сфокусировано на Конноре Брендоне, незнакомце, которого так хорошо знает твое тело! Ты боишься его, тебя тянет к нему, но ты ему не доверяешь, хотя он и утверждает, что провел эту ночь с тобой в одной постели.
— Как ты себя чувствуешь, Линда? Выглядишь ты значительно лучше, чем утром. Красота возвращается к тебе. Знаешь, а ведь ты не только красива, ты еще и умеешь ценить красоту. Я видел тебя плачущей на концерте старинной музыки. Ты любишь детей. Вчера на крестинах ты возилась с малышкой Элли добрых полчаса. И она тебя любит. Ты очень тонко чувствуешь, Линда, и ты чувственна. В этом я убедился сегодня ночью.
Румянец залил ее щеки, и она едко ответила:
— Сказать можно все, что угодно…
Теперь вспыхнули его скулы. Очень медленно, очень тихо, очень нежно Коннор Брендон произнес:
— Тебе понравилось заниматься со мной любовью. А мне понравилось с тобой.
Не смотреть, не слушать, не дать ему выиграть этот бой!
— Как давно мы знаем друг друга?
— Пару месяцев. Лично.
— Я знаю твою мать?
Зачем она это спросила?
— Нет. Она умерла, когда мне было восемь лет.
— Извини.
— За что? Это случилось двадцать семь лет назад.
— Восемь лет, совсем малыш. Наверное, тебе было больно…
— Да.
Он помолчал, поднял камешек и зашвырнул его далеко в воду. Проследил за кругами на водной глади и медленно, словно нехотя, заговорил снова:
— Отец мне здорово помог, если так можно выразиться. Через два года после ее смерти он снова женился. Его новая жена была молоденькая и хорошенькая. Нет, она неплохо ко мне относилась, но… короче, я ее совсем не интересовал, особенно в качестве сына. Так что в десятилетнем возрасте меня отправили в частную школу для мальчиков.
— Это жестоко!
— Почему? Мне там нравилось. Не надо жалеть меня, Линда, я не этого жду от тебя. Я знаю, отец меня любил, да и мачеха сделала все, что могла. Мы до сих пор друзья.
— Детей нельзя отсылать, как ненужную вещь!
Коннор быстро взглянул на Линду, и она вдруг разглядела в этих золотых глазах маленького десятилетнего мальчика, который смотрел на нее с симпатией и благодарностью. В этот момент Коннор Брендон стал для нее гораздо ближе и понятнее. Сейчас она его почти любила.
— Смотри, Коннор, яхта! Боже, какая красота!
Легкая белоснежная яхта почти парила над синими волнами.
— Это «Глория», она принадлежит моим друзьям. Их единственная связь с Большой землей. Они тоже живут на одном из островов этого архипелага.
— Тоже? Ты хочешь сказать, что мы на острове?
Коннор нахмурился, и очарование последних минут исчезло без следа.
— Ты прекрасно знаешь, что мы на острове.
— Я не помню.
Циничная ухмылка исказила красивое лицо мужчины.
— Я полагал, не помнить — так уж все!
— Не могу объяснить… Ты не веришь… Это как вспышки — то там, то здесь… Кстати, сколько мы здесь пробудем?
Она изо всех сил старалась скрыть охватившие ее горечь и разочарование.
— Неделю.
— Нет, так не пойдет. Я хочу вернуться домой.
— Мы не сможем отсюда выбраться.
— У тебя что, нет яхты?
— Прекрати, Линда. Ты прекрасно знаешь, что мы прилетели на вертолете. Здесь у меня нет ни лодки, ни плота, ни надувного круга — ничего!
Отчаяние и злость. Безнадежность.
— Тогда я поплыву сама!
Железные пальцы клещами вцепились в ее плечо.
— Откуда ты знаешь, что умеешь плавать?
— А я и не знаю! Я это выясню по ходу — дела! Отпусти меня немедленно!