И что из этого следует? Следует оставить в стороне сантименты и попробовать отвлечься от того факта, что мистер Стоун несказанно хорош собой и до крайности обаятелен. И что сердце поет в груди, мечтая о нежности, и голова кружится от внимательного взгляда... а ресницы у него очень темные и длинные, и слегка загибаются на кончиках...
— Давайте потанцуем, — предложил Энтони. — Я не представляю, как еще вас можно вывести из задумчивости.
Моника кивнула, вставая. Терять уже нечего, все видели, с кем она ужинала. Поэтому пусть себе судачат дальше и придумывают то, чего — к сожалению! — не случится ни в эту ночь, ни в какую другую. Потому что она не из тех, кто готов довольствоваться малым. Точнее, уже не из тех. Хватит с нее чужих мужчин, горький опыт научил, что они никогда не уходят от тех, кого, по их словам, давно разлюбили.
А Энтони вообще влюблен в свою Изабеллу. И нисколько не стесняется об этом говорить. Господи, Моника бы многое отдала, если бы хоть кто-нибудь с такой нескрываемой нежностью говорил о ней.
Оркестр заиграл вальс — сколько воспоминаний связано с этой музыкой. Выпускной бал в колледже, кружащиеся пары, все такие нарядные и счастливые, не представляющие еще, что взрослая жизнь совсем не похожа на глянцевую фотографию из модного журнала.
Моника твердо решила, что этот вечер будет принадлежать только ей и, благополучно минуя постоянный надзор Джорджа, упросила Майкла сопровождать ее на бал. Еще зимой она начала придумывать себе наряд, представляя, как все ахнут. И не ошиблась. Платье сшили из парчи, и Моника походила на редкостный диковинный цветок, переливающийся под светом прожекторов золотом.
Тогда впервые Майкл обратил на нее внимание. Она перехватила его изумленный и одновременно недоверчивый взгляд. Он ничего не сказал, но Монике достаточно было и этого молчаливого восхищения. И ощущения теплой ладони на обнаженной спине, когда они закружились под звуки вальса — медленно и сладко, словно во сне. Это представлялось таким прекрасным, что она готова была умереть, лишь бы не заканчивался танец...
— Вы сегодня такая грустная. — Руки Энтони осторожно сжимали ее талию. — Надеюсь, это не из-за моей глупой шутки?
— Нет, — коротко ответила она, все еще погруженная в прошлое.
— А могу я узнать — почему?
Моника улыбнулась и покачала головой. Ей вдруг совсем расхотелось строить какие-то планы, что-то вызнавать. Почему нельзя просто наслаждаться этой короткой минутой, когда все так замечательно — приглушенный свет, негромкая музыка, мужчина рядом, кружащий ее, горячее дыхание и такие близкие манящие губы...
Она не понимала себя: такие резкие смены настроения никогда не приводили к добру. Но сердиться на Энтони не получалось. Теперь ей казалось, что произошла какая-то ошибка — не мог этот человек с таким открытым взглядом затевать за ее спиной какую-то интригу.
— Как чудесно вы улыбаетесь. — Он склонился, почти касаясь губами ее пышных волос. — У вас сразу меняется лицо.
— Правда?
— Да, оно начинает светиться.
Моника прикрыла глаза, отдаваясь танцу всем телом. Как приятно ощущать поддержку сильных мужских рук. Много ли надо для счастья женщине? Тепло и забота, возможность почувствовать себя защищенной от невзгод судьбы. И любовь! Да, это главное, без любви невозможно жить, потому что дни превращаются в череду одинаково серых и безрадостных картинок. А ночи... Ужасные одинокие ночи на слишком широкой постели, застеленной дорогим шелковым бельем...
В который раз Моника подумала, что хорошо понимает Дайану. Та готова была осыпать любовников подарками, лишь бы они спасали от бессонницы, пропитанной страхом и тоской. Но сама она мечтала об искренней нежности.
Музыка смолкла, Энтони повел Монику обратно к столику. И очарование вечера исчезло, как исчезает утром легкий бледный туман, из-за которого очертания домов и деревьев казались размытыми и таинственными. Реальность проявлялась с угрожающей быстротой: вот официант несет блюда с остатками салата, вот оценивающий взгляд Кристины скользит по лицу Энтони, и ноет висок от усталости, и на белоснежной скатерти видны крошки, а за огромными окнами — черная ночь.
— Мне пора. — Моника достала из сумочки бумажник и теперь изучала поданный счет.
— Вы собираетесь платить? — с нескрываемым удивлением спросил Энтони. — Но ведь я вас пригласил.
— Пополам, — решительно ответила она. — Я предпочитаю ни от кого не зависеть.
На мгновение его стало жалко, таким растерянным он выглядел. Но Моника оставалась верной себе и в мелочах — она ни от кого ничего не принимала, зная наперед, что даже за малость придется расплачиваться сторицей.
— Позвольте хотя бы вас проводить.
— Нет, спасибо, я на машине.
Энтони развел руками в недоумении: эта женщина менялась прямо на глазах. Только что таяла в его объятиях и казалась такой близкой, а теперь обливает холодом. Он проследовал за ней на улицу, открыл дверцу, хотел что-то сказать напоследок, но не успел. Заработал мотор, и «бьюик» на полной скорости исчез за поворотом.
Моника приняла душ и, набросив на плечи полотенце, уселась за рабочий стол. Сон подкрадывался на мягких лапах, но нужно было еще сделать эскизы для Энтони. И никакая усталость не позволила бы ей увильнуть от этого дела.
Она закрыла глаза и мысленно представила его фигуру и лицо. Костюм для верховой езды! Складывалось впечатление, что он заказал его просто так, от скуки, совершенно не нуждаясь в обновке. Ладно, посмотрим, что получится.
Поставив рядом кофейник и чашку, Моника с головой ушла в рисование. Карандаш скользил по бумаге, тихонько тикали часы, отсчитывая время. И когда она оторвалась от своих фантазий на тему мистера Стоуна, за окном уже брезжил рассвет — тонкая розовая полоска появилась на небе, слышны были первые птичьи трели.
Моника потянулась и встала, сложила в папку готовые эскизы, ужасно довольная собой. Хорошо, что работа приносила ей такую радость, иначе она бы просто сошла с ума. Есть немного времени для сна, сегодня можно прийти попозже. Забираясь под прохладную простыню, она улыбалась, предвкушая, какое будет лицо у Энтони, когда он увидит, что она для него приготовила. И пусть только попробует выразить недовольство!
Засыпая, она снова представила его изумрудные глаза в тени густых ресниц и россыпь веснушек на щеках. Какое, наверное, это блаженство — медленно целовать их, одну за другой, едва касаясь губами теплой кожи. И чувствовать, как постепенно разгорается страсть, окатывая тело горячей волной, туманя рассудок... Он снился ей до резкого звонка будильника, возвестившего наступление нового дня.
Моника приехала в ателье к одиннадцати часам, потому что никак не могла заставить себя выбраться из постели. На перекрестке, недалеко от дома, дежурил тот же полицейский, и она подарила ему очаровательную улыбку, проезжая мимо на допустимой скорости.