Эйнес решительно развел ветви, чтобы выйти к реке…
И сразу забыл про боль в каждой жилке. И про троллей, которые в любой миг могли сюда забрести.
Потому что на тонкой ветке, низко согнув ее своей тяжестью, висела серебряная фляга на тонком кожаном ремешке…
* * *
Будь на месте Шадхара Большелапый, он не допустил бы такой ошибки — не оставил бы караулить пленников здоровенного ящера по кличке Тень Дракона. В людях матерый заговорщик разбирался неплохо, а ящеров попросту путал, выделяя разве что главаря да переводчика…
Уходя с поляны, Шадхар махнул рукой в сторону ближайшего чешуйчатого монстра: мол, стереги!
Ловец Ветра и Три Шрама промолчали, не желая глубже влезать в эти непонятные человеческие дела. Все равно ни одно здравомыслящее существо в них никогда не разберется до конца!
А могли бы кое-что сказать о своем приятеле по стае…
Да, здоровенный — крупнее Большелапого! Да, сильный — может опрокинуть лошадь!
Но, увы, трусоват.
В общей драке еще ничего, держится не хуже прочих. Но в одиночку, в чужом грозном лесу, вдали от воды, в глубинах которой можно скрыться от опасностей этого враждебного, неизведанного мира…
Словом, заслышав перекликающиеся голоса, Тень Дракона не стал даже колебаться — тихо поднялся, скользнул в подлесок, исчез, превратился в пляску теней.
Это не его охота. Пусть странный чужак, что прибился к стае, сам стережет свою дичь! Только тот, кто глупее каменной улитки, станет рисковать своим хвостом из-за выдумок сомнительного союзника, у которого даже клыков-то нет!..
Голоса приближались.
Тиршиал крепче обнял сына, прижал к себе. Алнат уже и реветь не мог, только судорожно, коротко всхлипывал.
— Ничего, сынок, ничего, — шепнул Тиршиал, чувствуя, как с трудом двигается челюсть, как еле шевелятся распухшие губы. — Уже все, уже кончилось…
И словно эти слова были могущественным заклинанием, вдруг ушел страх. Словно тонкий звон пронесся по поляне и вернулся эхом: «Все уже кончилось…»
Не об исчезнувшем ящере думал грайанец, не о приближающемся от берега спасении.
Нет, он с изумлением понял: кончились поиски выхода, кончилась двойная жизнь… не надо гадать, развлекались ли прошлой зимой уртхавенские китобои резьбой по кости… не надо вообще ехать в Уртхавен, чтоб ему целиком под лед уйти! Можно возвращаться домой!
Тиршиал осторожно отодвинул сынишку, поднялся на непослушные ноги и, преодолевая боль, закричал:
— Эге-ей! Сюда! Мы здесь!..
Как онемела половина лица! Наверное, уже распухла, как подушка!
Вот и хорошо, вот и славно.
Так он и расскажет и здесь, и в Тайверане: его избил какой-то сумасшедший. Требовал, чтобы Тиршиал зачем-то изуродовал один из своих шедевров… И несколько ударов пришлось по пальцам! Этот лиходей повредил его руки — руки резчика, ремесленника!
Злорадное торжество колыхнулось в груди самозванца.
Да! Так! Его бедные пальцы!.. Боль пройдет, руки вновь будут слушаться, но никогда уже Тиршиал не сумеет удержать резец, не сможет им даже прямую линию провести!
Кусты трещали совсем рядом: люди услышали голос, спешили на помощь.
Главное — ничего им сейчас не рассказывать. Что там затеял грозный повелитель ящеров, до того Тиршиалу дела нет. А то не вздумал бы жуткий незнакомец наказать грайанца за болтовню, если из-за нее провалятся загадочные планы…
Может, обморок изобразить?
А люди уже раздвигали ветви, один за другим выходили на поляну.
Грайанец успел увидеть, как Кринаш взял из его рук обессиленного Алната.
А затем резкое, ослепительное облегчение словно выдернуло стержень, на котором держалась воля потрясенного человека. Поляна придвинулась к разбитому лицу — и настоящий, непритворный обморок укрыл Тиршиала от боли и страха.
* * *
Карабкаться вверх по лестнице власти — дело трудное и долгое, а вот сорваться вниз…
Банальность, да? А вот попробуйте сказать королю, который переживает за здоровье беременной жены, что спасительный талисман исчез! Попробуйте доложить ему: мол, пришло донесение с берегов Тагизарны — у тамошнего «человечка» похитили Лотос-Целитель! Да безопаснее зайти в клетку к наррабанскому тигру и объяснить зверюге, что ты не ее корм!..
Но когда Незаметный отыскал короля на Галерее Всех Предков, прожженный придворный прихвостень сразу понял — почуял! — что говорить ничего не придется.
Тореол стоял спиной к вошедшему, руки вцепились в резные перила. Плечи и спина были напряжены, словно сведены судорогой.
Чуть выждав, Незаметный подал голос:
— Государь…
Не оборачиваясь, Тореол ровно ответил:
— Подбери и прочти.
Незаметный поспешно поднял валявшуюся у ног короля полоску бумаги, скрученную в спираль (так сворачивают письма голубиной почты), и скользнул взглядом по очень мелким, тесно лепящимся друг к другу буквам.
— Я приказал готовить корабль к отплытию, — так же безжизненно сказал король. — Этот гад мог бы заломить цену и повыше. Пусть Многоликая сожрет со всеми потрохами этих заговорщиков! Чтобы спасти Фаури и ребенка, я отдал бы многое… не то что трех паршивцев из Стаи!
Незаметный перечел записку, в которой Шадхар предлагал обменять Лотос-Целитель на троих узников, что заключены в Замке Темного Ветра.
— Государь, конечно, прав. Здоровье светлой королевы и будущего ребенка стоит много дороже, чем трое заговорщиков. Но… не кажется ли государю странным требование Шадхара?
— А что в нем странного? Стая… бывшие дружки…
— Вот именно — «бывшие». А Шадхар не сентиментален. Принц Нуренаджи мертв — кому теперь опасны его друзья по детским играм? Кое-кого для острастки заперли под замок, остальные сами переметнулись к новому королю. Вспомни того же Аурмета, государь!
Тореол невольно усмехнулся, вспомнив холеного красавчика Альбатроса. Но тут же посерьезнел:
— Я же освободил почти всех, кто стоял за моего двоюродного брата! В замке и осталось-то всего четверо!
— Да, государь. А Шадхар требует лишь троих.
— Новая загадка! — Тореол невольно заинтересовался. — Кто же четвертый?
— Юнтагичин Маленький Луг из Клана Рыси. Один из любимчиков покойного Нуренаджи.
— И ни словечка о нем?.. Ну-ка, давай подробно о тех, кого выбрал Шадхар!
— Первый — Шерджит Крылатый Всадник из Клана Лебедя. Младший брат мага Верджита, того, что потерял рассудок в поединке с грайанской чародейкой. Судьба престола его не так уж и волнует, но он много болтал о мести за брата, потому и оставлен под арестом. Дабы образумился.