Мальчик пошатывался в дверном проеме. На лбу и щеках виднелись царапины — он бежал сквозь заросли ежевики, через лес, по той тропинке, где так давно Дэнни Глик с братом набрели на беду. Штаны выше колен были мокрыми — это Марк перемахнул ручей Тэггарт-стрим. Приехал мальчик на попутке, но кто его подвозил, вспомнить не мог. Помнил только, что играло радио.
У Бена отнялся язык. Он не знал, что сказать.
— Бедный мальчик, — тихо проговорил Мэтт. — Бедный храбрый мальчуган.
Лицо Марка исказилось. Глаза закрылись, а рот дернулся и напрягся.
— Моя ма-ма… мама…
Он слепо зашатался, и Бен подхватил его, обнял и стал укачивать, а рубашка намокала от яростных слез.
24
Отец Дональд Каллахэн понятия не имел, сколько времени уже шагает в темноте. Он, спотыкаясь, брел по Джойнтер-авеню к центру города, начисто позабыв, что оставил машину на подъездной дороге возле дома Питри. Иногда он забредал на середину мостовой, а иногда, покачиваясь, шел по обочине. Один раз на него выскочила машина с большими сияющими кругами фар, громко затрубил клаксон, и в последний миг автомобиль вильнул в сторону, взвизгнув шинами на мостовой. Один раз Каллахэн свалился в кювет. Когда до моргающего желтого огонька оставалось рукой подать, пошел дождь.
Отметить шествие отца Каллахэна по безлюдным улицам было некому — Салимов Удел задраился на ночь даже крепче обычного. В столовой не было ни души, а у Спенсера сидела за кассой мисс Кугэн и в льдистом свете флюоресцентных ламп под потолком читала взятый со стенда журнал признаний. Снаружи под светящимся знаком, изображавшим синюю собаку в прыжке, горели красные неоновые буквы: АВТОБУС.
Причиной, по мнению отца Каллахэна, был страх. У горожан были все причины бояться. Какая-то часть их существа вобрала в себя опасность, и нынче вечером в Уделе заперлись даже те двери, которые не запирались уже много лет, если вообще когда-нибудь запирались.
Каллахэн был на улице один. И только ему было нечего бояться. Забавно. Он громко рассмеялся, и этот смех напоминал дикие безумные всхлипы. Никакой вампир его не тронет. Других — может быть, но не его. Отмеченный Хозяином, он будет свободно шагать до тех пор, пока Хозяин не потребует своего.
Над ним навис храм Святого Андрея.
Каллахэн замялся, потом двинулся по дорожке. Он будет молиться. Если нужно — молиться всю ночь. Не новомодному Богу — Богу гетто, социального сознания и бесплатных обедов, а древнему Господу, который устами Моисея велел не давать ведьме жить, который позволил своему сыну восстать из мертвых. Еще один шанс, Господи. Епитимья же — вся моя жизнь. Только, еще один шанс.
Спотыкаясь, Каллахэн поднялся по широким ступеням. Перепачканная сутана была в беспорядке, рот вымазан кровью Барлоу. На верхней ступеньке он ненадолго остановился, а потом потянулся к ручке центральной двери.
Стоило ему прикоснуться к ней, как синяя вспышка света отбросила его назад. Боль пронзила спину, потом голову, потом грудь, живот и икры, и Каллахэн кубарем скатился с гранитных ступеней на тротуар.
— Нечист, — бормотал он. — Нечист, нечист. О, Господи, значит, нечист.
Он задрожал. Обхватив себя за плечи, Каллахэн трясся под дождем, а церковь нависала над ним, и двери ее были для него закрыты.
25
Марк Питри сидел на кровати Мэтта точно на том же месте, куда уселся Бен, когда пришел сюда с Джимми. Слезы Марк осушил рукавом и, хотя глаза мальчика опухли и покраснели, он держал себя в руках.
— Ты ведь знаешь, — сказал Мэтт, — что Салимов Удел в отчаянном положении?
Марк кивнул.
— Даже сейчас по нему расползается его Нежить, — угрюмо продолжил учитель. — Прихватывая с собой других. Всех им не достать, — во всяком случае, сегодня, — но завтра вам предстоит страшная работа.
— Мэтт, я хочу, чтобы вы поспали, — сказал Джимми. — Не тревожьтесь, мы никуда не уйдем. Вы выглядите скверно. Такое страшное напряжение…
— Родной город прекращает существование чуть ли не у меня на глазах, а ты хочешь, чтобы я спал? — с непокорного лица сверкнули глаза, в которых незаметна была усталость.
Джимми упрямо сказал:
— Если хотите попасть на финиш, лучше поберечься. Я говорю это, как ваш лечащий врач, черт побери!
— Ладно. Минутку. — Учитель оглядел собравшихся. — Завтра вы трое должны вернуться в дом Марка. Чтобы наделать кольев. Очень много кольев.
Они немедленно сообразили.
— Сколько? — тихо спросил Бен.
— Я бы сказал, понадобится самое малое сотни три. Советую сделать пятьсот.
— Невозможно, — категорически заявил Джимми. — Их не может быть так много.
— Нежить томится жаждой, — просто ответил Мэтт. — Лучше подготовиться. Пойдете все вместе. Не смейте разделяться даже днем. Это охота станет очистительной. Нужно будет пройти город из конца в конец.
— Всех нам ни за что не найти, — возразил Бен. — Даже если начать с рассветом и трудиться дотемна.
— Надо постараться, Бен. Не исключено, что горожане поверят вам. Если вы докажете правдивость своих слов, найдутся помощники. А когда снова стемнеет, его труды во многом окажутся сведены на нет. — Мэтт вздохнул. — Следует признать, что отец Каллахэн для нас потерян. Скверно. Однако, невзирая на это, вы должны идти вперед. Вам — всем! — придется соблюдать осторожность. Будьте готовы солгать — если вас посадят под замок, это отлично послужит его цели. И подумайте вот о чем: шансы, что кто-то из нас (а то и все мы) уцелеет и победит только для того, чтобы пойти под суд за убийство, очень велики. Вам это еще не приходило в голову?
Он заглянул каждому в лицо. Увиденное, должно быть, удовлетворило Мэтта, поскольку он опять обратил все внимание на Марка.
— Ты знаешь, что важнее всего, правда?
— Да, — ответил Марк. — Надо убить Барлоу.
Мэтт бледновато улыбнулся.
— Боюсь, ты впрягаешь лошадь позади телеги. Сперва его надо найти. — Он пристально посмотрел на Марка. — Сегодня вечером ты видел, слышал, чуял, трогал хоть что-то, что могло бы помочь нам разыскать его? Погоди отвечать, подумай хорошенько! Ты лучше всех знаешь, насколько это важно!
Марк подумал. Бен впервые видел, чтобы человек так буквально воспринял распоряжение. Мальчик опустил подбородок в ладони, плотно закрыл глаза — казалось, он намеренно прокручивает в голове все нюансы ночной стычки.