— Ты... Кто ты... Как вошла сюда?.. А-а-а!.. Да хранят меня Безликие! Ты Хозяйка Зла, да? Убирайся! Прочь!
Растерянность стражника перешла в смятение, когда лихорадочное причитание смолкло и на смену ему возник — из ночи, из Бездны, ниоткуда — низкий, очень печальный женский голос, полный тайны и безнадежности:
— Не бойся, добрый человек, я не Многоликая... я всего лишь бедная девушка, которая не сумела исполнить приказ своего господина.
— А... да... — чуть приободрился узник. — Ты служишь здесь? А как ты сюда вошла?
— По лунному лучу, — сказала незримая женщина так спокойно и просто, что у стражника волосы зашевелились на голове от страха и восторга. — Когда луч дойдет до той стены, я исчезну. Имя мне — Эсталина Жемчужный Цветок. Скажи, не ты ли один из тех, кого называют братьями Задирами?
«Скажи „да“, болван, скажи „да“, не тяни!» — мысленно молил узника часовой, начисто забывший, зачем он поставлен в этом коридоре.
— Я... да-да! — наконец выдавил из себя дурак-узник. Тут голос его окреп, самозванец продолжил нагло и напористо: — О прекрасная Эсталина, я и есть один из братьев Задир... э-э... старший!
— О-о! — вплелся в ночь тихий вздох, в котором были и недоверие, и надежда, и мольба. — Сколько лет... где же были вы с братом, почему не приходили?
— Да... это... все дела, ясная госпожа, все заботы, вздохнуть некогда!
— А где твой младший брат? — В голосе осталось лишь недоверие.
— У него... ну... свидание у него! Сама понимаешь, госпожа, его дело молодое... такая рыженькая...
«Что он несет, что несет?!» — беззвучно шептал стражник, готовый своими руками задавить дурня, которому выпало такое потрясающее счастье. Там, за дверью, оживала сказка. Где-то неподалеку сквозь пласты земли и крышку сундука лучилось золото, призывно полыхали драгоценные камни...
— Приведи ко мне своего брата, — сказал призрак голосом холодным, как звездный свет. — Приведи — и я открою тайну сокровищ... Впрочем, ты уже не успеешь, твое время уходит, как вода в отлив... Прощай!
— Не уходи, госпожа! — взвыл часовой, громыхая ключом в замочной скважине. — Я сейчас!.. Я уже!.. Вот он я... младший брат...
Дверь распахнулась — и стражник растянулся на пороге, звонко и полновесно получив по голове умывальным тазиком.
Отбросив свое грозное оружие, Орешек склонился над часовым.
— Ничего, у крабов головы дубовые... Лежи, братец, отдыхай... Надо же! Всю жизнь мечтал разыскать родню, а нашел — и уже пора расставаться!
Черная пасть медведя мрачно скалилась на беспокойного гостя. Орешек окинул шкуру взором художника и одним махом сорвал ее со стены. Задув светильник, недавний узник щедро полил медвежью морду маслом, затем огнем второго светильника поджег промасленную шерсть, поднял импровизированный факел как можно выше над головой и шагнул через порог...
Почтенный Джанхашар стал первой жертвой огнедышащего медведя-оборотня. Начальник стражи шел наверх — проверить, не заснул ли часовой. Увидев гигантское чудовище, скачками надвигающееся из коридора и рассыпающее вокруг себя искры, Джанхашар попятился, оступился на лестнице, кубарем покатился по ступенькам, крепко врезался в пол затылком и временно утратил интерес к происходящему.
Более связно описал события садовник, которого, как выяснилось, служанка тайком пригласила в пустую и темную трапезную. По его словам, медведь распахнул дверь, полыхнул пламенем из пасти, захохотал по-человечьи, сорвал со стены меч в кожаных ножнах — и был таков...
Служанка при появлении чудовища упала в обморок не хуже любой знатной барышни. (Позже, будучи приведена в чувство, она сообщила, что медведь не только похитил меч со стены, но прихватил также из стенного шкафа четыре новые льняные скатерти, стеклянную наррабанскую вазу и серебряное блюдо...)
Дом пробудился, поднялась суматоха: топот, крики, грохот бьющейся посуды... Навстречу Орешку вылетели трое ошалевших, ничего не соображающих стражников. Похоже, командир и впрямь поосторожничал и набил дом охраной.
Сокол помнил, что убивать никого нельзя, даже не пытался извлечь Саймингу из ножен. Но стражникам не пришлось этому радоваться, потому что в Орешке проснулся портовый грузчик, который терпеть не может крабов и всегда готов отвозить их мордами по земле или пошвырять с набережной в воду.
То, что происходило дальше, отнюдь не походило на благородное искусство карраджу.
Первый краб, подвернувшийся Орешку под руку, был без оружия — выбежал, дурак, второпях на шум. Разговор с ним прост и короток: ногой в пах, а затем, согнувшемуся, рукоятью меча по голове. И тут же, с ходу, развернувшись, локтем поддых второму, который хоть и прискакал с мечом, но растерялся при виде медведя с огненной пастью. Так, этот тоже согнулся, ему — коленом в морду... Путь свободен? Как бы не так! Третий стражник уже вздымает над неведомым врагом меч! Остановим удар Саймингой... эх, пропали ножны... возникнем вплотную к перекошенной роже краба — и лбом ему в переносицу! Вот уж этому приему Аунк точно не обучал! Краб выронил меч, схватился за разбитый в кровь нос... Пусть скажет спасибо, что Орешек его не двинул медвежьей мордой, которая еще не совсем погасла...
За порогом, во дворе, в дело вмешались еще двое крабов — да сколько ж их тут?! Стражники доблестно погнались за чудищем и настигли медведя в тот момент, когда он карабкался на забор. Орешек не стал тратить времени на драку — попросту скинул на преследователей шкуру с обгоревшей пастью. Тяжелая шкура рухнула на головы ретивым крабам. От неожиданности те повалились на землю и, накрытые пыльным мехом, молча вцепились друг в друга. Каждый пребывал в святой уверенности, что поймал оборотня.
Орешек легко спрыгнул на улицу с той стороны забора и глянул в щель на барахтающуюся лохматую кучу.
— Бросьте это дело, ребята, — весело посоветовал он. — А то как бы Клан Медведя не прицепился к нам за то, что мы носим его знаки!
Затем Орешек посерьезнел, глубоко вдохнул, выдохнул, поудобнее взял Саймингу и пустился бежать по направлению к Новому порту. Он бежал, как на тренировке с Аунком: размеренно, ровно и легко, словно плыл в потоке лунного света. И сама Тысячеликая не спасла бы того грабителя, который рискнул бы прервать этот бег!..
* * *
Нурайну разбудил солнечный луч, щекотавший ей глаза и нос. Луч падал из квадратного отверстия под дощатым потолком. Женщина улыбнулась, вынырнула из-под потертого одеяла из заячьих шкурок и быстро начала одеваться. Королевская дочь вполне умела обходиться без прислуги.
Узкая деревянная кровать мерно покачивалась. Это не мешало, к этому вполне можно было привыкнуть, и вообще в такое чудесное утро ничто не могло испортить Нурайне настроения. Она плыла в далекую страну. На том конце пути ее ждал славный, милый старик, с которым у Нурайны были связаны чудесные воспоминания. А главное — она путешествовала одна! Ее назойливый, вульгарный, болтливый спутник с позором провалил королевское задание и отстал от корабля. И поделом ему! Как могли король и Даугур назвать Соколом жалкого раба, актеришку, разбойника.... кем он там еще был — грузчиком, кажется?.. Так каждый булыжник захочет стать алмазом!..