В разрывах тумана явственно проступал противник, выстроенный в одну линию на полосе примерно в пять сотен шагов. Пехота в центре, на флангах замерла конница. За строем видны были какие-то предметы, очертания которых терялись во все еще не развеявшемся до конца тумане.
Едва прозвучал тревожный сигнал, как со стороны людей к лагерю урукхай устремились с десяток огненных шаров, оставляющих за собой шлейфы из черного дыма. Эти шары миновали частокол и посыпались на территорию лагеря. Дальность была просто немыслимой. Но все очень скоро разрешилось. Заряды, выпущенные катапультами людей, были очень небольшого размера, однако от этого не менее смертоносны. Горючая смесь, которой были заправлены глиняные горшки, была родом из подземного царства – а как же иначе, если ее невозможно было потушить водой, – гырхов огонь буквально прилипал к коже и выжигал страшные раны. Вода не была способна его погасить, лишь там, где догадались использовать песок и землю, смогли хоть как-то бороться с ним.
Еще не везде удалось урезонить пламя пожаров, как их катапульты выпустили новую порцию зажигательных снарядов – по всему выходило, что машины велики, но люди метали свои снаряды очень быстро. В лагере, казалось, воцарился полный хаос, но это только казалось. Пожарные команды из парачей уже вовсю занимались тушением пожаров. Тулы, цербы, турбы быстро сбивались в строй подразделений и споро покидали лагерь через северные ворота, сноровисто разворачивая строй. Эски конницы столь же быстро покидали лагерь через восточные и западные ворота, уже оттуда выдвигаясь на фланги выстраивающейся пехоты. Казалось бы, беспорядочное метание дало свой эффект, и весьма поразительный. Если второй залп еще сумел накрыть какое-то количество солдат, то третий пришелся практически в пустоту. Было подожжено несколько палаток, но никто из воинов больше не пострадал, даже из пожарной команды никто больше не получил ни единого ожога.
Четвертый залп катапульт урукхай встретили с мрачным удовлетворением. Лагерь, конечно, жалко, жалко и имущество, оставшееся там, но главное, что урукхай живы и здоровы, а значит, не поздоровится тем, кто посмел бросить им вызов. Но произошло непредвиденное. Люди вновь удивили урукхай.
Эти снаряды не полетели за частокол лагеря – они ударили как раз по выстроившимся и приготовившимся к движению подразделениям. На этот раз емкости были побольше – вероятно, люди регулировали дальность стрельбы именно весом своих снарядов. Только один из горшков попал практически в середину одной из церб, но он один вывел из строя не меньше ее половины. Шестеро солдат заметались по полю живыми факелами. Обезумев от боли, они хватались за всех, кто оказывался поблизости, эта гырхова смесь тут же прилипала к телам солдат, практически мгновенно прожигая кожу. Чтобы прекратить мучения и избежать дальнейших потерь – ведь раненый, не способный сражаться, тоже потеря, – тотемы добили эти пока еще живые факелы.
Два горшка ударились о землю перед строем и за ним, но тем не менее свою жатву собрали и они, разбрызгивая вокруг жидкий огонь и причинив ожоги не менее чем двум десяткам солдат и по факту выведя их из строя.
Из ворот уже показались катапульты и баллисты, но толку от артиллерии сегодня не будет, так как дальность слишком велика, а люди, похоже, и не помышляли об атаке, решив на этот раз вести бой от обороны. Это было ясно последнему из парачей, как известно, набранных из самых тупых и нищих урукхай, – редко кто из них выбивался в гесты, чтобы потом продолжить свою карьеру. Парачи были застрельщиками сражения, они первыми вступали в схватку с противником, забрасывая его своими дротиками, будучи лишенными какого-либо доспеха, имея только по шесть дротиков, крепящихся к небольшому круглому щиту, бронзовый шлем и короткий пехотный меч, как правило, из дрянного, дешевого железа.
Ясно это было и геберу, командиру пикты. Поэтому, едва войска были готовы к выдвижению, он отдал приказ к наступлению.
И вот войска двинулись вперед, сохраняя линию церб, построенных в шахматном порядке, в три линии. Первая – гесты, практически самые молодые из солдат, за ними – прокты, солдаты с уже куда большим опытом, в третьей линии наступали траки, заслуженные ветераны: несмотря на то что их цербы были в два раза меньше, чем первых двух, здесь был собран цвет пикты – каждый из них стоил двоих, а то и троих гестов или проктов. Траки имели лучший доспех, сделанный из поперечных, находящих друг на друга железных пластин, практически один в один с облачением конницы. Вооружены они были длинными копьями, большими щитами и пехотными мечами. В случае атаки конницы именно они выдвигались вперед и принимали на себя основной удар, пока остальные забрасывали противника дротиками и стрелами.
На флангах, едва сдерживая разгоряченных коней, двигались эски конницы. Им пока еще не был отдан приказ об атаке флангов, так что приходилось выдерживать строй.
Перед этим железным строем выступали три цербы лучников, которые, в отличие от остальных, выстроились в три шеренги и уже готовили свои луки. А еще раньше двигались парачи, выкрикивая различные ругательства, чтобы подбодрить себя и позлить противника. Эти двигались без какого-либо построения, лишь по незначительным разрывам между ними можно было понять, что там движутся все же восемь церб, – одна осталась в лагере, продолжая бороться с пожаром.
Грун двигался во главе своей цербы проктов, внимательно осматриваясь по сторонам. Для него это был первый бой, но он не собирался ударить в грязь лицом. Несмотря на свою молодость, он не испытывал страха или растерянности, его охватило нетерпение, и, будь его воля, он двинулся бы на врага в первой шеренге. Однако он прекрасно понимал, что поступить подобным образом не может. Как только они сблизятся с противником или он начнет метать стрелы, его место будет позади цербы: таков порядок – командир должен руководить, а кому махать мечом, найдется и без него. Многие офицеры нарушали это правило и заслуживали настоящее уважение и любовь своих солдат, но это не значило, что они каждый раз сломя голову ввязывались в схватку, – всему есть свое время, просто нужно иметь чутье, чтобы вовремя подгадать, когда именно имеет смысл влезать в драку. Грун очень надеялся, что у него все получится. Он просто жаждал отличиться в этом бою – это послужило бы неплохим аргументом в его защиту: ведь после боя непременно последует разбирательство по поводу скрытного выдвижения противника к лагерю.
Бросив взгляд назад, цербен заметил, что катапульты начали выдвижение вслед за пиктой. Как видно, гебер все же решил использовать артиллерию, вот только баллисты остались на прежнем месте. Эти машины могли метать копья с такой силой, что при удачном попадании были способны пронзить сразу несколько противников, но они могли стрелять только прямой наводкой. Катапульты – иное дело, они были способны метать снаряды над головами своих солдат.
Андрей с двумя десятками всадников находился посредине и позади строя, облюбовав пригорок, позволяющий наблюдать за ходом сражения. Именно сражения. Для иных это можно было назвать боем, так как никакого стратегического смысла в нем не было, никакого особого значения он не имел. Но это для других. Важность этого сражения для ополчения баронства Кроусмарш переоценить было сложно. Кроме самих людей здесь проходили экзамен те новшества, которые он вводил в действие, новое оружие, новая тактика. Насколько она окажется хороша и эффективна?