Дайру сидел тихо, боясь даже дыханием напомнить о себе. Он понимал: Лауруш говорит не столько для него, сколько для себя. И опасался спугнуть эту горькую исповедь, этот рассказ о мальчугане, который вдруг стал не таким, как другие деревенские ребятишки, и по малолетству не сумел удержать этого в секрете.
А люди видят опасность в тех, кто на них не похож.
Сначала, пока по деревне всего лишь ходили слухи, мальчишка узнал горечь одиночества: другим детям не велели и близко к нему подходить. Дети, подражая своим отцам и матерям в их враждебности и недоверчивости, швыряли в бывшего приятеля камнями: не приближайся, болотное отродье, колдун!
Прежняя жизнь, такая добрая и мирная, кончилась, но мальчишка еще не понял этого и тянулся за защитой к взгляду матери, ставшему вдруг уклончивым, к широким ладоням отца, которые все чаще тянулись чтобы погладить его по голове – и неуверенно повисали в воздухе.
А враждебность все сгущалась в воздухе, все громче звучал говорок: «Подменыш… Ему Серая Старуха колыбель повернула…»
И близилась, близилась, подошла и стала вплотную страшная ночь: пляска факелов вокруг дома, крики за воротами, белое лицо матери. Родная деревня вдруг обернулась оскаленным чудовищем, взрычала, потребовала крови.
Когда-то мальчуган мог забежать в любой дом – и ему наливали парного козьего молока и сажали со своими огольцами есть свежеиспеченные лепешки. А теперь эти же люди вопили: «Оттащить ублюдка в болото и утопить!.. Нет, сжечь его!.. Нет, руками не трогайте, еще порча перекинется… издали, камнями…»
И руки матери, вцепившиеся в ухват… и отец с топором… хоть родители не предали в накатившем ужасе!
Да, он уже немного освоился со своей новой силой. Мог бы пинком распахнуть калитку, выйти за ворота. И ударил бы в лицо односельчанам ледяной ветер, подхватил бы факельное пламя, раздул в грозную стену огня, швырнул на соседние дома, погнал дальше по крышам…
Мог бы. Но удержался: представил себе мать и отца, стоящих возле единственного уцелевшего дома и в ужасе оглядывающих мертвое пожарище вокруг. Все, что осталось от деревни, частью которой они были всю жизнь.
Деревня – тоже мать. И если обезумевшая мать поднимет на тебя руку, нельзя ударить ее в ответ…
И он бежал. Бежал, чтобы спасти свой дом. Бежал, чтобы не заставлять родителей драться насмерть с односельчанами, половина которых приходилась им родней. Бежал, унося свое проклятие. Бежал, давясь последними в жизни словами и обещая себе, что никогда, никому, ни единым словом…
Дайру слушал очень внимательно. Не из простой вежливости. Рассказ Лауруша был важен для него. Каждая фраза давала… нет, не ответ, но маленький кусочек ответа на вопрос, который мучил его последние дни.
Он ведь знал, где находится расщелина, в которую провалился мальчишка-козопас. Ему, Дайру, только руку протянуть – и он получит такую же силу.
А вопрос, мучивший Дайру с того мгновения, когда он отложил дочитанную рукопись, был очень прост: а надо ему это?
Несмотря на молодость, он успел усвоить: за все в мире приходится платить. Конечно, магическая сила стоит дорого. Не войдет ли в эту цену дружба Нургидана и Нитхи?
Беда – серьезное испытание для дружбы, и эту проверку их троица уже не раз прошла. Но есть куда более грозная опасность для хорошего, верного товарищества.
Если человек получит огромную власть, много ли прежних приятелей останутся с ним на равной ноге, не превратятся в льстецов и слуг – или во врагов, точащих за спиной нож? Если на человека свалится громадное богатство, много ли бывших друзей сумеют не превратиться в прихлебателей – или, наоборот, не станут, бледнея от гордой злобы, говорить на каждом углу: «Я не взял у него ни медяка!..»
Ночных Магов не любят. Да, умный и осмотрительный колдун сумеет разбогатеть или даже добиться высокого положения при одном из королевских дворов. Но будет ли у него хоть один близкий человек?
Конечно, есть заманчивый путь: получить силу – и скрыть ее, пользуясь ею лишь тогда, когда это необходимо. Но долго ли тайна останется тайной? Как говорят у Нитхи в Наррабане, горячий уголек в кулаке не спрячешь…
Эхом на эти мысли откликнулся Лауруш:
– Я хотел скрыть, что я… не такой, как другие. Хотел жить обычной жизнью, вообще забыть… стал учеником Охотника, потом браслет получил. А потом смял и вышвырнул ко всем демонам свои благие намерения. Потому что потянулся за яблочком, которое росло на слишком высокой веточке.
Дайру скрыл усмешку. Для деревенского козопаса королевская дочь – и впрямь не то яблочко, которое само свалится в руки. Да и для Подгорного Охотника…
А ведь Лауруш всерьез полюбил синеглазую красавицу. Вот захотел сотворить лестницу в ущелье для погибающих Охотников – и сразу в памяти всплыла именно та, с аистами и виноградными гроздьями на перилах, по которой пробирался он тайком к своей принцессе. Все его мысли вертелись вокруг Анниры.
И еще Дайру подумал про подземный ход, которым Щегол провел их с Нургиданом во дворец. Почему этот ход не охранялся и даже не был заперт? Про него не знали во дворце? Так не сотворил ли его чародей, чтобы видеться с любимой? И не по нему ли увел осужденную на казнь принцессу, пока стража отбивалась от созданных им тварей? А хитрый Щегол мог этот ход случайно найти…
Разумеется, ни о чем подобном Дайру не спросил Главу Гильдии. А тот, плеснув в свой кубок еще вина, заговорил о другом:
– Когда я уже стал Охотником – посетил родную деревню. Никто меня не признал: изменился, повзрослел. Отец с матерью, как оказалось, умерли года за три до того. В доме никто не поселился: злопамятной оказалась деревенька, не забыла, что там жил колдун. Вещи, какие остались, односельчане растащили, дом разобрали на доски и бревна. Место, где дом стоял, соседи пустили под огород. Ничего не осталось знакомого!
– Кроме часов, – тихо подсказал Дайру.
– Кроме часов, да… Я в одном доме на ночлег остановился, сразу их признал. Мать ими гордилась: единственные часы на всю деревню! Для меня они в детстве были самым немыслимым чудом: как же, сама собой открывается дверца, появляются парень и девица и танцуют! Увидел у чужих людей – даже горло свело. Не удержался, купил. А когда для Анниры дом строил – создал по памяти точно такие же.
– Там не только часы, – уточнил Дайру, – там весь дом – такой, как запомнился…
– Догадливый… – покосился на него Лауруш.
– А там особой догадки и не надо. Потолки высокие, комнаты большие. Крестьяне такие хоромы для себя не ставят: дров не напасешься, чтоб зимой их протопить. Вот я и подумал: кто видит дом таким просторным и высоким? Ребенок. Этот дом – воспоминание взрослого о детстве.
Взгляд Лауруша вновь стал острым и недружелюбным.
– Смышленый… Думаешь получить награду, которую Гильдия назначила за сведения о Хозяине?
– Я что, совсем скотина?! – обиделся Дайру.