К ней опасливо подошел толстый индеец – тот самый, в городском пиджаке на голое тело, с увесистым серебряным крестом на груди. Кто-то из толпы попытался было вклиниться со своими объяснениями, но теперь уже индеец рявкнул на него так, что сразу стало ясно: он и есть местная власть. Как это у них называется? Ага, сеньор алькальд.
Священник и алькальд что-то возбужденно объясняли Ольге. Она слушала, спрятав пистолет и страшную городскую бумагу. Народ безмолвствовал в полном соответствии со строками пушкинской трагедии. Сидевший докурил сигару и отшвырнул дымящийся бычок, едва не угодив на чью-то босую ступню. Хозяин ступни молча шарахнулся, его подтолкнули локтем, призывая к тишине и спокойствию.
– Н-да, Шекспир в мягком бумажном переплете... – покрутил головой Кацуба. – В таких местах иногда самые натуральные шекспировские страсти случаются, дело-то не в декорациях, а в бурлении и накале эмоций...
– Да что такое? – жадно спросил Мазур.
– Чудище с зелеными глазами, сиречь ревность. Вон тот обормот, на которого они все напирают, – местный охотник. Надо полагать, особенной любовью односельчан не пользуется, как оно и бывает на всех широтах: они все нищие, но прикованы к своим клочкам земли, охотник ничуть не богаче, но как бы свободнее – шляется себе по лесам целыми днями, пока другие в поле горбатятся... Вон как вызверились... Другому бы, глядишь, с рук и сошло...
– Что сошло? Да объясни ты!
Кацуба повесил автомат на плечо, почесал в затылке:
– Говорю тебе – Шекспир. К женушке повадился какой-то хваткий парень... я не понял, кто такой, какое-то местное слово... ага, ясно, нечто вроде караванщика, караваны лам на базар гоняет, а это, по здешним меркам, фигура – и денежки в кармане звенят, и городское обхождение знает... Короче, вернулся охотничек раньше срока и застукал парочку «ин флагранте» [38] . Кавалер успел рвануть в неизвестность, не утруждая себя надеванием порток, а вот неверная женушка доигралась... Мачете видишь? Все в пятнах?
– Он ее, что...
– Ага. Рубанул пару раз – и ни печали тебе, ни воздыхания... А местные, да будет тебе известно, гомонят отнюдь не из ярого законопочитания. Мотивы тут сугубо житейские: полиция наедет, следствие будет вести, пока всех кур не слопает и все вино не выжрет, да вдобавок у покойницы в соседнем селении – весьма богатая по здешним меркам и влиятельная родова, с них станется нагрянуть в гости с ружьями и бензинчиком... Бывали, говорят, прецеденты, деревни в таких случаях дотла выгорают. Закон в этих местах – понятие относительное... Погоди!
Он подошел к троице и вступил в разговор. Мазур остался в одиночестве, торчал с автоматом на плече, как болван, посреди пыльной улочки. Две худые собаки, подойдя совсем близко, с любопытством к нему принюхивались. Толпа кидала искоса боязливо-любопытные взгляды. В первом ряду Мазур заметил молодую индеанку, которая в городском платье и с хорошей косметикой смотрелась бы не хуже иных манекенщиц, и подумал, что ревность и прочие страсти здесь выглядят, в общем, столь же естественными, как и в более цивилизованных местах. Где красота, там и все сопутствующее...
Кацуба вдруг подошел к сидевшему на крыльце – тот, не меняясь в лице, что-то коротко сказал в ответ на вопрос и подвинулся, – а толстый алькальд, надсаживаясь, принялся орать на односельчан. Те, поворчав немного, принялись понуро расходиться, кое-кто с любопытством оглядывался. Вслед за ними, повинуясь решительному Ольгиному жесту, поплелся и сам алькальд, что-то ворча под нос. Проходя мимо Мазура, почтительно раскланялся – и украдкой поддал кулаком индейской красавице, через плечо пославшей Мазуру совершенно недвусмысленный взгляд.
Потом подошел священник, лицо у него было крайне усталое, печальное. Не зная, как себя держать, Мазур коротко покло-нился.
– Меня зовут отец Гальвес, – сказал старик. – Сеньорита спрашивала про герильеро – их здесь нет, не беспокойтесь. Давненько не бывало – разве что п р е ж н и е, еще при доне Астольфо... Не скажу, что ваше предложение мне по душе, но, может быть, так и лучше... Проведя столько лет в глуши, начинаешь на многое смотреть иначе...
Ничего не понимая, Мазур на всякий случай кивал с умным видом. Старик печально улыбнулся:
– Когда я был молодым, все казалось простым, ясным и заранее разложенным по полочкам. И только с годами начинаешь понимать, что иногда высшая мудрость – в том, чтобы н е б ы т ь судьей, как Спаситель и учил... – Он поднял руку и осенил Мазура крестным знамением. – Думаю, до утра ничего т а к о г о не случится, но с рассветом все же постарайтесь уехать побыстрее... Если не погнушаетесь скромным гостеприимством – милости прошу на ужин...
Кивнул и пошел прочь, подметая подолом рясы сухую серо-коричневую землю. Так ничего и не поняв, Мазур направился к хижине, спросил издали:
– Объяснит мне кто-нибудь, до чего вы тут договорились?
– Все очень удачно складывается, – сказала Ольга. – У него, – она показала на невозмутимого охотника, отрешенно беседовавшего с Кацубой, – есть лодка, дряхленькая, но с мотором. До Чукумано, если водой, – километров восемьдесят, ты не так уж и заблудился, просто забрал в сторону... На рассвете отплываем. Он согласен быть проводником – за ружье. Ну, сам понимаешь, ружье с запасом патронов ему скоро понадобится, собирается уходить в лес, к барбарос, потому что иначе либо полиция его прихватит, либо родственники жены, что гораздо вероятнее, отправят к праотцам без всякой лишней экзотики вроде столба пыток или снятия скальпа...
– И что, удастся ему спрятаться? – с любопытством спросил Мазур.
– Наверняка. Сбежавший любовничек не из той деревни, где живут родственники жены, так что, пока там узнают, он уже будет далеко. В лесах кого только нет...
– Погоди, – сказал Мазур, понизив голос. – О н а, значит, там? – Он кивнул на дверной проем.
– Где же ей быть? Хоронить неверную супругу он отказался категорически, завтра старухи займутся... Алькальду я сказала, что мы из полиции и сами его увезем в город. По-моему, он не до конца поверил, продувная бестия, однако для него главное – избежать лишних неприятностей. Да и падре, пусть и без особого воодушевления, нашу идею поддержал, вот алькальд и обрадовался случаю спихнуть с себя всякую ответственность, избежав при этом тягостного постоя полиции. П о т о м, конечно, некоторый шум все же поднимется, когда прознают родственники, но хлопот будет не в пример меньше... – И по неисповедимой женской логике вдруг с интересом спросила: – А ты мог бы меня вот так вот убить?
– Изменишь – узнаешь, – мрачно сообщил Мазур.
– С кем? – Она тоскливо огляделась. – Одни «индиос», и все мои платья – в Барралоче... Алькальда, что ли, совратить?
– Вот тогда я тебя точно зарежу, девушка из общества, – сказал Мазур.