- Ну и иди к черту.
- Шрам.
- Я подрался, - сказал Макфрис после долгой паузы. - С Ральфом, парнем с упаковки. Он подбил мне оба глаза и сказал, чтобы я убирался, не то он мне и руки переломает. В тот вечер я сказал Прис, что еду домой, и предложил ей поехать со мной. Она сказала, что не может. Я сказал ей, что она превратилась в рабыню своих пуговиц, и еще много всякого. Я и не знал, что во мне накопилось столько яду. Я сказал, что она паршивая стерва, которая не видит ничего, кроме своей банковской книжки. Это было в ее квартире, и в первый раз мы остались одни - ее соседки ушли в кино. Я пытался затащить ее в постель, и она ударила меня в лицо ножом для разрезания писем. Ей прислали его какие-то друзья из Англии. Она ударила меня, как будто я хотел ее изнасиловать. Как будто я был больной и мог заразить ее. Понимаешь, Рэй?
- Да, - сказал Гэррети. Впереди у обочины стоял белый трейлер, и, когда они подошли ближе, лысый мужчина - видимо, владелец машины, начал снимать их кинокамерой. Пирсон, Абрахам и Йенсен одновременно сделали непристойный жест, и Гэррети эта синхронность очень рассмешила.
- Я плакал, - сказал Макфрис. - Плакал, как ребенок. Я упал на колени, целовал ее юбку и умолял простить меня. Кровь текла с моего лица на пол, и это было действительно неприятно, Гэррети. Она убежала в ванную, и ее вырвало. Она вернулась, принесла мне полотенце и сказала, что никогда больше не хочет меня видеть. Она тоже плакала и спрашивала, почему я так обидел ее. Понимаешь, Рэй, она разрезала мне лицо и спрашивала, почему я ее обидел.
- Да.
- Я так и ушел с полотенцем у лица. Мне наложили двенадцать швов, и вот конец истории про шрам. Ты доволен?
- Ты с тех пор ее не видел?
- Нет. И не хочу. Теперь она кажется мне очень далекой, очень маленькой. Она в самом деле была рассудительной. И жадной. Знаешь, все видится на расстоянии. Еще вчера утром она очень много значила для меня. А теперь она ничто. Я рассказал тебе это все, и мне даже не больно. Так что, наверное, это не имеет отношения к тому, почему я здесь. А ты?
- Что?
- Почему ты здесь?
- Не знаю, - его голос был механическим, как у куклы. Урод д'Алессио не видел мяча, который летел ему в лицо, и ему наложили швы. А раньше (или позже - у него уже все спуталось) он нечаянно ударил своего лучшего друга стволом ружья. Джимми. Может, у него тоже остался шрам, как у Макфриса.
- Не знаешь, - сказал Макфрис. - Умираешь и не знаешь, почему?
- Когда умрешь, это уже неважно.
- Может быть, но ты сам должен это знать, Рэй.
- Что?
- Про себя. Ты в самом деле не знаешь этого? В самом деле?
"Отлично, парень, вот тебе вопрос - прямо в десятку!"
Аллен Ладден
В час дня Гэррети опять подвел итоги.
Пройдено сто пятнадцать миль. Они были в 454 милях к северу от Олдтауна, в 125 милях от Огасты, столицы штата, в 150 от Фрипорта (или больше... Он боялся, что от Огасты до Фрипорта дальше, чем двадцать пять миль), а это уже две трети расстояния до границы Нью-Хэмпшира. Похоже было, что они дойдут.
За девяносто минут никому не выписали пропуск. Они шли по однообразным сосновым лесам, миля за милей, краем уха слушая приветствия. К тупой боли в ногах Гэррети добавились острые уколы в левой икре.
Потом, ближе к полудню, когда жара достигла пика, ружья заговорили опять. Парень по фамилии Тресслер, номер 92, получил солнечный удар, и его застрелили, когда он лежал без сознания. Другой участник вдруг упал в конвульсиях и бился на дороге, издавая непонятные звуки распухшим языком, пока его не нашла пуля. У Ааронсона, номер 1, обе ноги схватило судорогой, и он был застрелен на белой линии, когда стоял, как статуя, подняв вверх напряженное лицо. А через пять минут еще один парень упал без сознания. "Так будет и со мной, - подумал Гэррети, обходя распластанное на асфальте тело. На лбу у парня, которого он не знал, блестели крупные бисеринки пота. - Так будет и со мной, я больше не могу, я не переживу этого".
Ударили ружья, и мальчишки, сидевшие под тентом возле дороги, бешено зааплодировали.
- Хоть бы Майор появился, - сказал Бейкер. - Я хочу видеть Майора. - Что? - механически спросил Абрахам. Он сильно сдал в последние часы.
Глаза впали в глазницы. Лицо покрылось синеватой щетиной.
- Я наплюю ему в морду.
- Расслабься, - посоветовал Гэррети. С него уже сняли все три предупреждения.
- Сам расслабься, - буркнул Бейкер. - Погляжу я на тебя.
- Зря ты так про Майора. Он ведь тебя не заставлял.
- Заставлял? Он убивает меня, вот и все!
- Это не...
- Заткнись, - сказал коротко Бейкер, и Гэррети послушался. Он почесал шею и взглянул на раскаленное добела небо. Его тень уродливым карликом скорчилась у ног. - Прости, - сказал Бейкер. - Зря я кричал. Мои ноги...
- Ладно, - сказал Гэррети.
- Это со всеми происходит. Может, это хуже всего.
- Знаете, что я хочу сделать? - спросил Пирсон.
- Наплевать в морду Майору, - предположил Гэррети. - Все хотят наплевать в морду Майору. Как только он приедет, мы набросимся на него и...
- Да нет, - Пирсон шагал, как человек в последней стадии опьянения.
Голова его едва не падала на плечо. - Майор тут ни при чем. Я хочу просто пойти в поле, лечь и закрыть глаза. Просто лежать среди пшеницы...
- В Мэне нет пшеницы, - уточнил Гэррети. - Это просто трава.
- Ну, в траву. И читать стихи сам себе.
Гэррети порылся в поясе, нашел печенье и стал грызть его, запивая водой.
- Чувствую себя решетом, - пожаловался он. - Пью воду, а через две минуты она выступает у меня на коже.
Ружья грянули снова, и еще одно тело безжизненно рухнуло на асфальт. Сорок пять, - сказал Скрамм, подходя к ним. - Этак мы и до Портленда не дойдем.
- У тебя что-то с голосом, - заметил Пирсон с осторожным оптимизмом. Похоже, я подхватил лихорадку, - жизнерадостно сказал Скрамм.
- Господи, как же ты идешь? - с благоговейным страхом спросил Абрахам.