Она глянула подозрительно:
– Это почему?
– Вдруг пригожусь?
– Для чего?
– Ну, там вещи поднести…
– Я тебе дам вещи! – Она размахнулась.
Богданов зажмурился.
– Боишься! – сказала она злорадно. – Ага! Не стану тебя убивать! Казнить буду! Мучить! Чтоб знал, что я испытала!
Маленькая ручка схватила Богданова за ухо и стала больно выворачивать.
– Это тебе за «малявку смешную»! – шипела Аня. – Это… – она взялась за второе ухо, – за осколок, который чуть бы выше. Это… – она схватила его за волосы и несколько раз ткнула головой в подушку, – за княжну – настоящую женщину и красавицу…
Богданову было не столько больно, сколько смешно, но он не подавал виду.
– Что б еще? – задумалась Аня, бросив его волосы. – Может, там открутить? – Она мечтательно глянула в промежность пилота.
– Анечка! – встревожился Богданов. – Там не надо! Я тебя умоляю!
– Ладно! – смилостивилась она и освободила жертву. – В другой раз!
Богданов лежал смирно, как мышка.
– Что молчишь? – спросила она сердито. – Язык проглотил?
– Боюсь, и его открутишь!
– Следовало бы! – Она наклонилась.
Богданов на всякий случай зажмурился. Теплые губы коснулись его губ и замерли. Он помог им раздвинуться и припал к ее устам, как к источнику в жаркий день, – с наслаждением истомленного жаждой. Она отвечала неумело, но жадно. Он обнял ее, прижал к себе, она не воспротивилась. Поцелуй вышел долгим, пока не пресеклось дыхание обоих. Она упала на перину, тяжело дыша.
– Здорово! – сказала чуть погодя. – Теперь понимаю, почему в кино так целуются!
– Еще? – спросил он.
– Погоди!
Она села и стала срывать с себя одежду. На пол полетели сапожки, понева, следом рубаха. Богданов смотрел, не понимая. Сбросив с себя все, она легла на живот и вытянулась.
– Целуй от макушки до пяток – как обещал!
Он глядел нерешительно.
– Чего ждешь? – нахмурилась она. – Разучился?
Богданов наклонился и осторожно коснулся губами русой макушки, затем поцеловал завитки на затылке. Она тихонько вздохнула и обмякла. Богданов прошелся по плечикам, затем – лопаткам, двинулся вниз по спинке, пока не уткнулся в упругие полушария. Отдав им должное, он прочертил губами след от бедер до узких пяточек, надолго задержавшись в подколенках. Тело ее трепетало, Аня дышала порывисто и часто. Усилием воли он сдержал порыв страсти и отпрянул. Она замерла, вытянув руки вдоль тела, затем вдруг соскользнула с кровати и сбросила на пол покрывало. Юркнула под перину и требовательно глянула на него.
– Ну?
– Анечка! – осторожно спросил Богданов. – Может, не надо?
– Мне сходить за пистолетом?
Богданов сбросил сапоги, стащил рубаху с портами и нырнул под перину. Она немедленно прижалась к нему. Он приник к ее губам, она отозвалась с неуемной жадностью. Он еле смог оторваться. Отодвинул, поцеловал маленькую грудь, вторую… В этот миг рассудок покинул его. Он не помнил, как оказался над ней, смирной и желанной. Его руки скользнули ей под плечики, он приподнял и прижал ее к себе – ласково, но сильно, и не отпускал, пока последняя судорога не сотрясла его тело. Упав на перину, Богданов уставился в потолок, не видя его. Она лежала рядом – тихо и неподвижно. Он нашел ее руку, погладил.
– Девчонки говорили: в первый раз больно! – сказала она. – Я ничего не почувствовала!
– Совсем ничего?
– Совсем-совсем!
– Я так старался! – огорчился Богданов.
Она настороженно подняла голову и разглядела смешинки в его глазах.
– Опять? Мало мучила?
– Достаточно! – заверил он.
– То-то! – сказала она. – Еще не так могу!
– Не сомневаюсь!
– Каждый день мучить тебя буду! – пообещала Аня. – Ты у меня поплачешь!
Богданов вздохнул.
– Ладно! – сказала Аня. – Каждый день не буду! По понедельникам!
Богданов вздохнул снова.
– Вредный! – Она схватила зубами его мочку и слегка прикусила. Затем выпустила и поцеловала. Он погладил ее по плечу.
– Как быстро все! – сказала она, ероша его волосы. – Даже понять не успела.
– Я понимаю так, – сказал он, – я прощен?
– Не совсем. Но я над этим подумаю.
Богданов опять вздохнул.
– Чего развздыхался? – спросила она сердито. – Ведь получил, чего хотел? Целовал, гладил?..
– Я боюсь, что ты поспешила. Не в того Богданова влюбилась. Кроме прочего, я выпиваю, курю и ругаюсь матом…
– Ничего! – сказала она. – Перевоспитаем!
– Представляю! – сказал он. – Комсомольское собрание. Повестка дня: персональное дело комсомольца Богданова, погубившего девичью честь штурмана Лисиковой.
Аня хихикнула.
– Слово для выступления предоставляется пострадавшему штурману…
– Я бы выступила! – сказала Аня мечтательно. – Я бы рассказала!
– В подробностях?
– Разумеется! Как обнимал, куда целовал…
– Зачем?
– Чтоб завидовали!
Богданов фыркнул и, не выдержав, захохотал. Она чмокнула его в висок.
– Самое обидное, – сказала со вздохом, – никто не поверит. Скажут: наговариваю!
– Я чистосердечно раскаюсь! Пообещаю, что не повторится!
– Я тебе пообещаю! – пригрозила она. – Ишь чего захотел! Сейчас же повторим!
– Я бы сначала перекусил.
– Проголодался, бедненький! Мне пожалеть? Пирожочек принести?
– Обожаю пирожки! – заверил Богданов.
– Нетушки! – сказала она строго. – Завтрак надо заслужить!
Он смотрел жалобно.
– Ладно, принесу! – Она полезла из-под перины. Богданов вознамерился следом, но Аня припечатала его к кровати. – Лежи! Сама схожу! А ты жди. Чтоб ни шагу! Позавтракаем и продолжим! Мне вчера обещали повторить слова. Расскажешь, как по мне сохнешь! Какая я красивая! Не забудь, что я для тебя – Родина… Лежи вот и вспоминай!
– Рад стараться! – отрапортовал Богданов.
– Как голодный, так послушный, – сказала Аня. – Как сытый, сразу гадости молоть – и за язык тянуть не надо! Может, тебя совсем не кормить?
Богданов сделал умильное лицо и чмокнул ее в плечико. Аня соскользнула на пол и потянулась к рубахе. Богданов с замиранием сердца следил за ней, любуясь мягкими, нежными линиями ее тела. Она почувствовала взгляд, обернулась.