- Вот, возьми, - шепнул он богу, зажмурив глаза и представляя высшее существо таким, как показано на картинке в маминой комнате. - И сделай меня хоть немножко покрупнее и посильнее.
Он ушел из храма с легкой душой, чувствуя себя способным летать и ожидая скорых перемен к лучшему. Но всего в жизни пришлось добиваться самому, вопреки невеликому росту и столь же невпечатляющей силе... Потеря жемчужины и драгоценных солдатиков осталась почему-то самой детской и самой памятной болью, отметившей утрату причастности к чуду...
Рёйм сплел пальцы с тонкими бессильными пальцами мавиви, нагнулся над ней и улыбнулся. Может статься, он исполнил просьбу только потому, что удивительно приятно смотреть в глаза этой дикарки и находить там, в темно-синей глубине, свое отражение, похожее на неисполненную 'добрым боженькой' мечту - защитника, сильного и надежного человека. Пожалуй, даже - последней надежды.
- Мое имя Шеула, - едва слышно шепнула женщина. - Я открываю для тебя, кого назвала ранва, врата обретения силы асхи и помощи асари. Смотри в глаза и слушай большой дождь. Внимательно слушай, он говорит только с тобой, ранва Рёйм.
Новая молния полыхнула, отразившись в глубине глаз мавиви. Капли зависли в воздухе, подобные жемчужинам, светящиеся, напоенные синеватыми бликами вспышки. Мгновение растянулось и смутно продлилось, - а потом дождь рухнул вниз, тяжелый, темный, упорный. Одна за другой помнящие сияние капли застучали по спине, плечам, столешнице, скатились по коже Шеулы, лаская её и снимая боль... Сердце болезненно дрогнуло, и показалось, что можно чувствовать путь каждой капли, словно водой этого дождя он обнимает тело больной. И ощущает его, теплое и беспомощное, и гладит, обещая спасение и здоровье. Тепло накопилось в пальцах и стало заполнять тело, а он все смотрел в безмерную глубину глаз, и не мог вынырнуть из этого омута... Да и не желал.
- Обычно ранва, если имеет обретение, думает о врагах, о великой битве и славе победы, - с долей насмешки сообщила женщина. - Часто так сильно думает, забывает мавиви, забывает клятву оберегать мавиви... на время забывает. Сначала, если большая идет волна обретения. Ты странный. Мне даже жарко, не надо меня обнимать и поклоняться.
- Поклоняться? - задумался Рёйм. - Пожалуй. Только это не я странный, а дождь. Я бы никогда не сказал вслух столь красивой и чужой женщине, что она мне нравится, но под стук капель невесть что выговаривается с легкостью... Я никому не позволю причинить тебе боль, Шеула. Не знаю, как, я всего лишь врач и ничуть не воин, но я обещаю совершенно серьезно.
- Ничуть не воин, что вот так и неплохо, - женщина попробовала улыбнуться. - Асхи хорошо соединяется с ранва, совсем хорошо. Не ждала так, думала - хуже... Сила воды редко говорит воинам. Слушай её и меня. Я мавиви, я разделяю и соединяю миры людей и духов. Я могу видеть свод всех сил мира и должна не нарушать свод, крепкий. Совсем обратно, выправлять их висари... не знаю ваше слово. Но я могу дать всю силу одного духа ранва, могу разрешить ранва нарушать висари, если так надо, если беда. Твоя сила - асхи.
- Дождь? - уточнил Рёйм, не надеясь разобраться и все же не смея выражать свои сомнения.
- И дождь, и так, и другое... Роса. Туман. Облако. Море. Много всего, много, разное, но дух один. Асхи течет в крови, асхи дает жизнь для тела. Асхи поит листья и будит почки. Асхи разрушает камни, хоронит мертвое дерево.
- Если попробовать совместить с почитаемым мною Каноном врачевания... - задумался Рёйм. - Есть первоосновы сил, изучаемых врачевателями, они сухость и влажность, жар и холодность. Неравновесие их и...
Мавиви вздохнула и прикрыла веки. Видимо, ей показалось очень сложным добиться понимания. Или она вспомнила о том, как близок закат? Рёйм виновато смолк.
- Ты умный, но сила не умом сыта, нет. Дать ей надо вимти...
- Вдохновение, - предложил свой перевод врач. - Хорошо, я стараюсь. Слушаю дождь и пробую вдохновиться.
- Не пробуй. Просто слушай. Сначала у тебя получилось, вот, - посетовала мавиви с грустью. - Но ты стал так думать и мало сердце слушать...
Рёйм сел на край стола, ладонями согнал влагу с лица и замер, закинув голову и подставив кожу новым каплям. Мало слушать! Наоборот, много. Он в суеверия впал и почти дошел до безумия, он утратил способность оставаться собой! Шепот дождя ширился, раздвигая пределы доступного восприятию.
Сердце Шеулы бьется почти ровно, ей уже лучше, и боль её больше не донимает, как и озноб. Нет, не надо о ней - слишком близко и снова похоже на поклонение... Да если бы он знал лишь состояние здоровья женщины! Было очевидно и несомненно вовсе немыслимое: непонятным образом он прослеживал, как от берега отвалила шлюпка и идет к кораблю. Не к этому кораблю, к стоящему правее, к малой шхуне. В шлюпке шестеро гребцов, ветер зло бьет в корму, слизывает кровь только что убитого оленя, соленую и теплую... Огромная, в три человечьих роста, акула ощутила вкус крови. Теперь она, лениво выгибаясь в движении, подобном танцу, поднимается из холодных глубин к шлюпке. Корпус флагманского корабля ворочается, мокрые якорные канаты стонут, натужно кряхтят... правый, впереди, имеет незначительное повреждение, которое может быстро привести к обрыву - волна косо лупит в борт, хлестко. На палубе флагмана, над головой, хоть и через один ярус отсюда, орет, надсаживая глотку, боцман. Когда адмирал пьян до неподвижности, и другим не грех хлебнуть лишнего. Мокрое искаженное лицо боцмана так понятно, до малой складочки, капли стекают с коротких ресниц, оставляя немного невнятными лишь тени под бровями... Боцман выпил многовато, горячая влага толчками бьется в его вздувшихся жилах, глушит остатки рассудка...
Рёйм вздрогнул. Постигнув боцмана, он обрел способность - точнее, нащупал её, давно существующую - слушать все биения и даже узнавать многие. Ему ли, врачу, не помнить пульс их благости! Уксус не пошел на пользу, того и гляди, кровопускание потребуется уже на рассвете.
- Теперь хорошо слышать, - похвалила Шеула.
- Этого не может быть! Это невозможно...
- Пусть так, не важно. Принял первое невозможно, прими второе. Ты можешь менять. Я разрешила, да. Я соединила, асхи тебя слышит. Нет, другое слово, слушает, вот так! Она тебя слушает.
- Слушается?
- Вот, правильно, понял! Слушается. Я сказала, и он... она? Не знаю. Она так делает. Не всегда, но теперь, пока... вот теперь, асхи - твоя сила, я разрешаю: бери силу, меняй, пользуй, вот так можно и нужно. В том есть обретение. Я рада, мы успеть все делать до заката.
Рёйм небрежно шевельнул головой, и вода послушно сбежала, оставляя волосы почти сухими. Снова мелькнула навязчивая мысль: все происходящее - горячечный бред. Ну и пусть... Врач огляделся, рассмеялся, ощущая незнакомую легкость в теле, подобную той, что сопутствует приятному умеренному опьянению. Пьяным море по колено? Для других это лишь слова, а для него теперь - кто знает. Врач бережно закутал тело женщины в ткань и поверх - в свою только что скинутую с плеч короткую куртку, еще хранящую тепло.