Вспоминая и улыбаясь, Ичивари довольно быстро перевел мили в привычные километры - больше шестидесяти их до дороги - покачал головой и заторопился. Оказаться на рассвете в полях, эдаким пугалом в старой рубахе среди голого места - нехорошо. Если он страждущий, его место близ каменной дороги. Там и надо провести день. Прячась, рассматривая путников и выдумывая удобный способ купить еду. Потому что у бледных еду не добывают сами, а именно покупают. Готовую. Просить же не принято, это называется нищенство. Непонятно... Дома любой охотник, заглянувший в селение, будет накормлен первой же хозяйкой, как можно иначе? Верно ведь и обратное, он поделится добычей, шагнув под гостеприимный кров...
- Разберусь, - еще раз утешил себя Ичивари, укрепляя на миг пошатнувшуюся уверенность в том, что он прав, покидая лес.
День, проведенный у обочины, в удобной заросли пыльного кустарника, доказал: жизнь в мире бледных не так уж и сложна. Устроена совсем иначе, но поддается изучению. Людей тут невероятно много, они идут и едут, поднимая облака пыли и создавая грохот и шум, распугивающие живность по всей округе. Они говорят в полный голос, не слушая лес и не подставляя лицо ветру. Путники в большинстве - замкнутые в себе люди, постоянно глядящие под ноги, сутулые. Еще тагоррийцы редко улыбаются и неохотно заговаривают с незнакомцами. Двум служителям ордена кланялись в ноги, от верховых шарахались, ограждая себя знаком света и испуганно щурясь. Шли все больше по обочинке, оставляя середину дороги телегам и красивым повозкам, один вид которых вызывал у Ичивари восторг. А лошади... Конечно, не было ни одной, равной в красоте Шагари. Нарядных, с узорной шкурой в пятнах света, вообще почти и не встречалось. Видимо, лучших увезли на зеленый берег, - решил для самого себя Ичивари, гордясь счастливым жеребцом народа махигов. Но встречались тут рослые кони с приятной внешностью, пышногривые, ухоженные и мощные. Даже воин хакка со сложением Гимбы мог бы подобрать коня на этом берегу, - осознал сын вождя, охая и провожая взглядом темного, как ночь, огромного жеребца. Тот ставил ноги уверенно, брякая по камням звучно, и тянул тяжеленную повозку, по одному своему виду несдвигаемую с места. Вся повозка была черная, похожая на огромный ящик, щедро окованный медью. Коня сопровождали вооруженные люди, три десятка. Видимо, столь славная лошадь делала важное и ответственное дело.
К ночи Ичивари счел себя вполне готовым выйти на прохладную беспыльную дорогу. Правда, в темноте бледные наоборот, все до единого устроились отдыхать. Их поведение показалось сыну вождя нелепым. Сумерки, свежо, пыль осела - чего еще желать? Иди себе и иди без устали. Тем более впереди лесок, такой приятный, зеленый, шепчущий о живом и родном...
- Ну и пусть спят, вот ведь лентяи, - сердито буркнул Ичивари.
Поудобнее перехватил палку, к которой до сих пор были привязаны башмаки, и выбрался из кустов на дорогу. Камни еще хранили след тепла, пыль осела плотным мягким слоем и шагать по ней было приятно. Стихшая опустевшая дорога чем-то напоминала свою, знакомую, ведущую вдоль берега по секвойевому лесу в степи магиоров. Ичивари шел, улыбался, слушал посвист птиц и размышлял о том, что мир бледных не беспросветно плох, если разобраться и притерпеться.
Лес явно не принадлежал вассалу. В нем жили люди. Даже теперь, ночью, они двигались по каким-то своим делам, правда, предпочитали мелкие тропы. Ичивари дважды отслеживал перемещения и даже вежливо кивал чужакам, но его то ли не замечали, то ли не находили нужным отвечать на приветствие. Третий тагорриец попался более общительный и совсем не пугливый. Он сидел на поваленном стволе у самой обочины и осматривал свою ногу. Обернулся в сторону Ичивари, едва появившегося из-за изгиба дороги. Указал широким жестом на бледную пятку.
- Поделись башмаками, добрый путник! Видишь, беда у меня.
- Да забирай, - обрадовался Ичивари возможности избавиться от обузы и заодно поболтать. - Только они неудобные, уж не обессудь. Я вон - сам стер пятку и пальцы намял.
- Странный ты путник, хоть и добрый, - задумался незнакомец, почесывая затылок. - А что, ежели я попрошу рубаху? Знамо дело, еще и от штанов карман...
Ичивари отвязал башмаки и бросил незнакомцу, внимательнее его рассматривая и примечая движение в зарослях. Широко улыбнулся, кивнул, подсел к собравшемуся было встать и отойти чужаку, накрывая его плечи рукой и чуть придавливая охнувшего страдальца с голой пяткой.
- Слушай, как удачно! Ты что, этот... лихой человек? Ты-то мне и нужен!
- Может, все же не я? - как-то не обрадовался тот, пытаясь отдышаться и отодвинуться.
- Мне бы бумагу справить. Имя вписать, понимаешь? Чтобы ходить тут всюду законно. Поможешь?
- Ты из гильдии или так, залетный? - насторожился любитель башмаков. - Учти, тебе в спину целят мои лучники, и, клянусь светом, это лучшие лучники на всю Тагорру, не зря в наш лес ночью сам и-Вьер, здешний владетель, не решается въехать.
- Эти? Да он один, к тому вдобавок целит тебе в пятку!
- В наше время так трудно набрать людей, - пожаловался незнакомец, сутулясь под рукой Ичивари. - Как Тощего и Крошку застрелили, наша шайка стала совсем мала и слаба. А ведь были и славные дни, под рукой Шляпника Гильермо пребывало до сорока обученных стрелков... Я был десятником. Мы владели лесами, эх, счастливые были дни... Потом Гильермо свихнулся и застрелил человека герцога. Ведь говорили ему, и я сам твердил: не лезь к седому хлафу в пасть! И вот расплата. Нас трое, мы голодаем и вынуждены проверять кошели у нищих. Гильермо колесовали на площади... - Незнакомец покосился на Ичивари. - Это я к тому говорю, что не поможем с бумагами. Самим бы уцелеть. Ты о Хуане мяснике слышал? Первый наемник герцога, когда больших дел нет, он от скуки нами занимается... Вот так-то. В городе о бумагах и не заикайся, сдадут вмиг! Хуан вернулся с юга злющий, что-то у него сорвалось и он хочет крови.
- Давай хоть зайца подстрелим да поужинаем, - осторожно предложил Ичивари, припомнив точно: зайцы тут, в Тагорре, имеются.
- Подстрелим! Ночью! Нашелся умник, - скривился незнакомец. - Грибы есть. Их и едим, а что в зиму делать? На юг уйдем, точно... Нам бы еще монет пять серебром - и в путь.
Сидящему в засаде стало скучно, он захрустел ветками и выбрался на край дороги. Совсем пацан, тощий и кривоплечий, хуже Гуха... Ичивари тяжело вздохнул. Жить воровством немыслимо дурно, дома подобного и не ведают, все знают друг друга, даже столица невелика, как возьмешь и куда потом денешь добытое неправдой? Хуже воровства только предательство. И все же нескладных 'лихих людей' отчего-то жаль. Может быть, из-за того, что они и не особо плохи рядом с неким неведомым Хуаном? Ичивари встал, отнял у недомерка лук, придирчиво выбрал две довольно ровные стрелы. Всего пять шагов в тень притихшего леса, одно плавное движение, напрягающее плохонькую тетиву - и заяц на ужин готов...
- А ты где промышляешь, чем? - со слабой надеждой поинтересовался незнакомец, недоверчиво ощупывая зайца, брошенного ему на колени. - Может, люди нужны...