Начальник стражи нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
Вот уже полчаса стояли они здесь, не спуская глаз со входа в магазин мясника. Элодия только мимоходом огляделась, прежде чем войти. Она не догадывалась о несчастье, которое должно было свалиться на ее голову.
Жюль чувствовал, что капитан предпочел бы отпустить девушку, но боялся голубой рясы священнослужителя. Несмотря на то что когда-то Кабецан приказал убить Гийома, со временем историю стали рассказывать иначе, так, словно воины короля пытались спасти священнослужителя. Король терпел Церковь Тьюреда, хоть и не принял ее веру. Да, он даже обзавелся священнослужителем при дворе в качестве советника. Так что лучше не шутить с представителем Тьюреда.
Никогда не знаешь, не простирается ли его влияние до самого королевского двора.
— Вы видели, сколько букетов цветов было у нее в корзине? — вежливо поинтересовался Жюль.
— Это имеет значение? — раздраженно, вопросом на вопрос ответил капитан.
— Просто деталь. Того, кто обращает внимание на детали, труднее провести. У нее было семь букетов.
Капитан рассеянно кивнул. Он был печальным стареющим человеком. Наверняка раньше мечтал о большем, чем командование стражей такого города, как Нантур. Может быть, он был одним из тех, кого послали убить Гийома.
Жюль легко мог бы прочесть это в воспоминаниях старого воина, но поостерегся. Если его подозрение подтвердится, то, возможно, это может толкнуть его на ненужные действия. Ему нравился Гийом. Он был единственным ребенком, которого Жюль зачал с эльфийкой. Он был рожден для великих дел!
Куда привела бы его жизнь, если одна только смерть так сильно смогла изменить целую Церковь?! Жюль вынужден был признаться себе, что немного помог в этом. Но все равно…
Пошел дождь. Ледяной ливень. Капитан и оба стражника укрылись на крыльце дома и принялись негромко ругаться.
Они едва не пропустили выскользнувшую из магазина Элодию. Теперь на корзине у нее был платок, чтобы защитить от дождя чувствительные сухоцветы.
— Эй!
Девушка вздрогнула, когда ее окликнули.
— Отведите ее в сухое место, — ворчливым тоном приказал капитан.
Вместо того чтобы просто схватить девушку, стражники приветливо обратились к Элодии и попросили ее перейти через дорогу. Жюль покачал головой. На что только не сгодится красивое личико и стройное тело… На девку действительно было приятно смотреть. Он понимал, почему Адриен влюбился в нее.
— Что привело тебя в дом мясника? — Даже капитан казался не таким угрюмым, как раньше.
— Я… Я продаю цветы. Сухоцвет, сейчас ведь зима. И крашу их.
— И тебе потребовалось полчаса, чтобы навязать парню букет сухоцвета.
— Он не мог решиться.
Жюль отбросил платок с корзины. Увидел две большие колбасы, торчащие между цветами.
— Внушительная плата за букет, — заметил капитан. Провел рукой по седой щетине и нахмурился. — Семь букетов.
Ровно столько, сколько было у тебя в корзине, когда ты вошла в дом. Я не люблю, когда меня обманывают, девушка. Так что произошло-то?
— Я… я взяла старый букет. Поэтому их снова семь. Я каждую неделю меняю цветы.
На миг Жюлю стало ее жаль. Эта ложь была слишком убогой!
— Ты каждую неделю меняешь сухоцвет! — вдруг набросился на нее капитан. — Зачем? Он что, вянет?
— Я…
— Схватить эту шлюху!
Как легко они бросаются подобными оскорблениями! Только что он был очень приветлив, теперь же стал просто другим человеком. Элодия извивалась в руках стражников, он задрал ей платье и схватил между бедер. Та расплакалась.
Капитан поднес пальцы к носу и нарочито громко принюхался. А затем ударил девушку так сильно, что у нее запрокинулась голова.
— Еще чувствуется запах того, чем ты занималась с мясником!
— Пожалуйста, я…
— Разврат допускается только в бане, ты, глупая маленькая… — Он покачал головой.
Неужели его внезапно нахлынувший гнев уже остыл? Люди!
— Она обокрала короля на пятую часть, — негромко произнес Жюль.
Каждая баня должна платить королю пятую долю дохода.
Этот особый налог придумал Кабецан несколько лет назад, когда сокровищница снова опустела и похоже было, что убедить Марчиллу присоединиться к королевству Фаргон можно только при помощи оружия.
— Я никогда не брала денег, — глухо ответила Элодия. — Только колбасу, или хлеб, или бутылку яблочного вина. Большую часть отдавала в Дом Святых Женщин.
— А теперь она еще и Церковь запятнать пытается, — возмутился Жюль, несмотря на то что внутренне рассмеялся этому признанию.
Один из стражников ткнул девушку локтем в бок.
— Как ты осмелилась оскорблять Святых Женщин, шлюха?!
Элодия словно надломилась.
— Но это правда, — со стоном выдавила она из себя. — Мой младший брат… Он находится в их приюте.
Капитан удержал стражника, который собирался еще раз ударить девушку.
— Что твой брат делает у Святых Женщин?
— Таково было последнее желание нашей матери: он должен стать священнослужителем. Я плачу колбасой, хлебом и другими вещами за то, что его учат и дают ему кров.
— Что значит «другими вещами»? — набросился на нее стражник. — Ты ведь не собираешься утверждать…
Элодия закрыла голову руками, пытаясь защититься.
— Довольно! — Капитан оттеснил стражников от крыльца. — Это останется невысказанным. Сейчас мы отведем ее в баню при рыбном рынке. Пусть занимается своими постыдными деяниями там. Таким образом закон будет соблюден.
Такое решение Жюля не устраивало. Элодия должна была исчезнуть бесследно, а не разместиться в одном из публичных домов города, где однажды ее, возможно, обнаружит Адриен.
— Разве в вас не горит тщеславие, желание выслужиться перед своим королем, капитан?
Начальник городской стражи бросил на него непонимающий взгляд, и Жюль понял, что неверно подобрал слова.
— Насколько я знаю короля, он любит лично судить воров, которые его обокрали.
— Вы ведь не думаете, что его интересует пятая часть хлеба или колбасы?!
— Скорее я думал о том, что эта красивая злодейка позабавит его. Что вы теряете, если прикажете доставить ее к королевскому двору в цепях?
Капитан задумчиво почесал широкий подбородок. Может быть, понял, что это последняя возможность избавиться от должности в провинциальном городе?
— Если я прикажу увести ее, то никто больше не будет платить за мальчика. Святые Женщины вышвырнут его на улицу.
И тогда у меня в городе станет одним попрошайкой и вором больше.