В первый момент Анжей хотел напасть, пользуясь возможностью, но поймал взгляд Тэйнара, заметил его осторожный отрицательный жест — «не надо». Понял, что и остальные не нападают.

— А чем ты лучше тех, кто устроил резню? — прищурился юноша, презрительно глядя на собеседника. — Ведешь себя точно так же, как они тогда.

— Я себе такого не выбирал. Вы меня вынудили, так что это ваша вина, — усмехнулся тот. Полуэльф фыркнул.

— Уверен, те, кто вырезали эльфов, говорили дословно то же самое.

На этот раз удар достиг своей цели. Адепт слегка побледнел, прищурился — и поднял руку.

— Сейчас ты умрешь, человек, — зло проговорил он.

«Тебя погубит страсть к театральности» — подумал Тэйнар, заканчивая плетение.

Но активировать он его не успел.

— Я не человек, тварь Культа! — яростно выкрикнул Анжей, правой рукой срывая с себя капюшон. Неистово засверкали фиолетовые глаза, противник неожиданно отшатнулся, вскидывая свободную руку в защитном жесте, а в следующее мгновение его клинок вырвался из пальцев и словно бы покорно лег в левую ладонь полуэльфа.

Только Тэйнар заметил, как лицо юноши исказилось судорогой боли — лишь на миг. А потом юный маг размахнулся, и швырнул оружие в сторону. Понявший его идею Вейн тут же бросил заклинание телекинеза, лучи восходящего солнца прощально сверкнули на полированной стали лезвия, покрытого узором, и клинок исчез, глубоко вонзившись в снег где-то ярдах в трехстах от места сражения.

Адепт со стоном рухнул на колени, прижимая обе руки к вискам. И тут произошло сразу несколько событий.

Обессилевший Анжей медленно осел в снег, прижимая к груди левую ладонь.

Из-за небольшого сугроба невероятным прыжком выметнулся Данхельм, вооруженный только широкими короткими ножами черной стали.

Волосы эльфа, только что бывшие очень длинными и странно-двухцветными — вперемешку каштановые и белые пряди — побелели полностью и укоротились до пары дюймов. Изменилась фигура, из высокой и по-эльфийски тонкой став более широкой и полной в бедрах и груди. На мгновение исчезли шрамы, и тут же проявились вновь — уже немного другие и иначе расположенные. Лицо утратило эльфийские черты, став совершенно человеческим.

— Нет! — отчаянно закричал… закричала лежавшая на снегу женщина, с ужасом глядя на приближающегося Данхельма.

И этот голос Анжей узнал мгновенно.

34

Все случилось так быстро, что никто не успел ничего предпринять. Лежащая на снегу женщина вскинула руки в попытке защититься от ножа Данхельма, но не успела — широкое черное лезвие легко пронзило плотную кожаную куртку, шерстяную и льняную ткани, кожу и плоть, проскользнуло меж ребер…

Но ее резкое движение все же сделало свое дело — клинок на сотую долю дюйма отклонился от заданной траектории, и лишь самым краем зацепил сердце. Смертельная рана, когда рядом нет действительно хорошего целителя. Такого, как Лэрта.

Вот только Лэрта до сих пор находилась в глубокой коме, и даже Магнусу вряд ли было ведомо, сколько еще времени ей предстояло пробыть в таком состоянии.

Однако, у умирающей еще оставалось несколько секунд. Секунд, которых не увидел убийца, решивший, что с первой жертвой покончено.

Данхельм, а точнее — Крах Вартанг — вскочил на ноги, уже сжимая во второй руке другой нож, точно такой же, как первый, и обернулся к Анжею. Вот только и ла Церреты, и Альвариэ, и что самое главное, Тэйнар, уже справились с первоначальным изумлением, и смогли верно определить главного противника.

От мощного, но прямого удара северянки Крах увернулся, тут же выхватывая собственный меч. В готовящих очередную совместную атаку ла Церретов он бросил правильной формы шар из тончайшего стекла, наполненный бирюзово-зеленым туманом — едва коснувшись твердой поверхности, стекло разлетелось вдребезги, а вырвавшийся туман обернулся густым, едким дымом, на мгновение окутавшим брата с сестрой.

— Благовоние Зариата! — опознал Вейн.

«Молодец, угадал» — подумал Крах, довольно скалясь и отражая новую атаку Альвариэ. Теперь использующие классическую магию на несколько часов выведены из строя — это благовоние, разработка париасца Зариата, примененное на любого мага в момент произнесения или активации заклинания, замораживало примененную энергию в том положении, в котором она находилась, то есть — закупоривало энергоканалы. Должно пройти не менее трех часов, прежде чем благовоние перестанет действовать, да и тогда магов ждет неприятный сюрприз — произнесенное ими заклинание сработает в тот же миг, причем в непосредственной близости от них самих.

Сталь звенела о сталь, разъяренная Альвариэ атаковала Краха со всех сторон, совершенно не заботясь о защите. Да и не требовалась ей защита — слишком давно наемник, избравший подлую и неблагородную стезю убийства беззащитных, не сходился в прямом поединке с сильным и умелым противником.

Тэйнар, краем глаза наблюдая за поединком, быстро перестраивал плетение, подготовленное для Адепта, и совершенно непригодное для обычного человека. Несколько секунд — и все готово. Короткий щелчок пальцами — как знак активации, и…

Вартанг вскинул меч, с трудом отражая очередную атаку воительницы, а в следующее мгновение едва сдержал крик боли — тонкая стальная цепочка, плотно охватывающая предплечье, раскалилась так, что прожгла кожу. Артефакт, предупреждающий об опасности, уже не раз оставлял на коже ожоги, украсив обе руки наемника круговыми шрамами, но до такой степени он еще ни разу не раскалялся.

И Крах сделал единственно верный выбор в этой ситуации. Он не сумел использовать преимущество неожиданности, не сумел использовать то, что ему пусть не полностью, но доверяли, не сумел использовать свою подготовку и все данные ему Эйзенхом артефакты, и в этот раз он проиграл. Теперь оставалось лишь одно — дать себе шанс попробовать выиграть еще раз. То есть — остаться живым.

Отвлекая Альвариэ, он метнул свой меч, не жалея о дорогом зачарованном клинке — жизнь дороже, она одна, а мечей еще будет столько, сколько потребуется. Освободившаяся рука метнулась к правому уху, в котором поблескивала некрупная черная жемчужина в серебряной оправе, пальцы сжались на основании серьги…

Если бы кто-нибудь мог внимательно эту серьгу рассмотреть, он бы сильно удивился креплению: продетое в мочку уха кольцо было заклепано намертво, расстегнуть его не представлялось возможным. А Вартангу и не надо было его расстегивать. Он просто сжал пальцы посильнее, и рванул со всей силы. Боли в разорванной мочке он почти не почувствовал — левое предплечье жгло плавящимся металлом.

Через секунду меч Альвариэ пронзил пустоту на том месте, где только что стоял убийца, а сам Крах рухнул в высокую, пахучую траву, и распластался на земле, чувствуя, как мгновенно застывает поверх страшного ожога расплавленная сталь, как по шее течет теплая кровь из разорванного уха, и понимая, что в этот раз он избежал верной гибели исключительно чудом.