— Сэйерс? — Уитлок вопросительно посмотрел на своего заместителя.
— Никакой крови там не было, — ответил тот, презрительно скривив губы. Он решил не щадить Каспара. Да и Луизу отчасти тоже. «Пусть она узнает, кому симпатизирует», — подумал он и продолжил: — Просто наш герой уронил бутылку дешевейшего портвейна.
— Не будем больше развивать эту тему, — предложил Уитлок. — Прошу всех присутствующих… — Он обвел взглядом купе, останавливаясь на каждом лице. — Всех, — повторил он, — хранить молчание о случившемся. Я не так часто обращаюсь к вам с подобной просьбой, поэтому надеюсь, что вы ее выполните. Деталей рассказывать не стану, но я знал отца мистера Каспара. Они долгое время не видели друг друга, жили в разных местах. Ребенком Каспар имел необузданный характер. Все считали его душу потерянной. Его отец поставил себе целью возвратить ее Богу, но умер в самом начале своего пути. Я поклялся, что доведу его работу до конца. Всю свою душу вложу в выполнение этой благородной миссии. — Здесь он пристально посмотрел на Сэйерса. — Не судите Каспара слишком скоро и строго. Наступит день, и вы увидите в нем хорошее. Точно так же как сейчас вижу я. Ему многое пришлось преодолеть. А сколько трудностей ожидает его впереди!
— Какая трогательная история, мистер Уитлок, — заметила Луиза, и Сэйерс почувствовал, что сердце у него неприятно екнуло.
Уитлок принял ее комплимент легким грациозным наклоном головы. Сэйерс с нахмуренным лицом выслушал директора, не поверив ни единому его слову. Он слишком хорошо знал и его натуру, и его актерское мастерство, поэтому мог безошибочно определить, когда тот говорит искренне, а когда играет на публику. Однако он предпочел смолчать.
Прошло несколько минут, и Луиза почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы удалиться в свое купе. Сэйерс подумал было остаться и снова попробовать уговорить Уитлока изгнать Каспара, но тот суровым взглядом дал ему понять о своем нежелании говорить об этом. По крайней мере не здесь и не сейчас.
Сэйерс вышел от Уитлока, закрыл за собой дверь. Ему казалось вполне естественным, что Луиза, девушка наивная и непосредственная, верит только хорошему о людях. Будь Каспар действительно лучше, Сэйерс бы места себе не находил от глубоких переживаний; ему оставалось надеяться, что мерзавец открыто проявит свою гнусную натуру, которую так тщательно скрывает, тогда Луиза все увидит и сделает соответствующий вывод. До той поры и у самого Сэйерса появится немало возможностей продемонстрировать свои лучшие качества.
Он рассчитывал, что любая женщина, в конце концов, предпочтет мужчину надежного, благородного и преданного.
В коридоре было пусто. Швея подняла упавшую с ноги Луизы туфлю. Актеры разбрелись по своим местам.
Лишь чья-то одинокая фигура маячила впереди.
Немая ползала по полу на четвереньках возле купе Каспара. Рядом с ней стояло ведро с водой, в руке она держала куски рогожи, которыми счищала пятна у двери.
Она подняла голову, встретилась взглядом с Сэйерсом. Выражение ее лица не изменилось. С полминуты она безучастно, словно в забытьи, смотрела на него, покачиваясь в такт поезду.
Сэйерс повернулся и побрел к своему купе, где на соседней полке уже спал коверный. Немая, опустив голову, продолжила тереть пол.
На следующий день, примерно за час до полудня, на территорию аукциона вошла группа мужчин. Трое из них были в полицейской форме, двое — в штатском. Впереди всех шествовал начальник местного управления полиции Тернер-Смит, человек впечатляющего вида — высокий, крупный, с широкими армейскими усами, сабельной раной на лице и толстой тростью в руке. Несмотря на хромоту, двигался он так быстро, что остальные едва поспевали за ним.
Они пересекли арену, куда торговцы выводили для показа скот, и направились прямо к бойне. Из ближайших к ним стойл послышалось блеяние и мычание. Торги начались с первыми лучами солнца и были в самом разгаре, но как только полицейские вошли в ворота, все прекратилось, сами торговцы вместе с аукционистом куда-то исчезли, а рабочие принялись, лихорадочно работая метлами и лопатами, счищать грязь вперемешку с навозом и выбрасывать за стены.
Тернер-Смит заметил в стороне приближавшуюся фигуру и, изменив курс, пошел навстречу.
К ним шел молодой мужчина лет около тридцати, темноволосый, с широким лбом и умными карими, как у испанца, глазами. Одет он был в черный костюм.
— Итак, Бекер, что тут у вас? — спросил Тернер-Смит.
Себастьян Бекер, самый молодой из инспекторов в городском полицейском управлении, зашагал рядом с Тернер-Смитом, показывая дорогу.
— Сэр, нам лучше поговорить с мастером участка забоя скота, — ответил Бекер. — Он ждет наверху.
— У них тут и лестницы есть? Какие талантливые животные, умеют по ступенькам ходить, — съехидничал Тернер-Смит.
— Нет, сэр, лестниц здесь нет, — поправил шефа молодой детектив. — Они используют наклонный пандус. Иначе бы они просто спустились и принесли сюда улики. Забой скота идет на первом этаже, а разделывают туши уже на втором.
— Подъем я как-нибудь да преодолею, Себастьян, а вот вонь… Точно на живодерне, черт подери. За столько лет работы никак не могу привыкнуть к подобным ароматам.
— Да, запашок тут действительно жуткий, — невозмутимо сказал Бекер, так и не решив, улыбаться ему начальственной шутке или нет.
Вся группа, с Бекером во главе, углубилась в выбеленный переход, который вывел их с аукционной площадки к самому сердцу скотобойни.
Лишь только они оказались в переходе, один из детективов толкнул Бекера плечом, чуть не сбив с ног.
— Извини, приятель, — буркнул детектив, даже не взглянув на Бекера, тоном, не предполагавшим сожаления.
Себастьян знал — коллеги его недолюбливают. В полиции продвижение по службе зависело от возраста и от проработанных лет, а не от мастерства или преданности профессии. Потому и рвение, которое демонстрировал Себастьян, его сослуживцами не приветствовалось.
— Ничего страшного, — ответил он.
Никто не обратил на них ни малейшего внимания. Труд на бойне был тяжелым. Действовать немногочисленным рабочим приходилось быстро. Животные выходили из своих стойл неохотно, зачастую их оттуда попросту выволакивали за веревки, подгоняя палками; очутившись в маленьком закутке, среди забойщиков, облаченных в кожаные шляпы и фартуки, они начинали вырываться и бодаться, грозя проткнуть рогами или лягнуть копытом всякого, кто находился рядом. В эту минуту к животному подбегал забойщик с громадной кувалдой и с силой опускал ее на голову жертве. Животное не успевало упасть, как возле него уже суетились другие забойщики с ножами в руках. Одни перерезали ему горло, другие начинали сдирать шкуру.
Пока полицейские двигались к подъему, мясники перерубали животному жилы на задних ногах, подвешивали тушу на крюк и цепной лебедкой поднимали на второй ярус. Кровь лилась из туши как из ведра, уходя через зарешеченные сливы вниз, где собиралась в огромные чаны. Запах ее пропитывал весь густой воздух.