На рассвете, в бледных утренних лучах, погоня обнаружилась уже в бинокль. Велев подойти пленному метису-тласкаланцу, дюк дал тому бинокль и, на ломаном португалльском (будучи родом из бразильских индейцев, пленный понимал только этот европейский язык) спросил — что за незнакомый флаг?
— Это Теноч, — уверенно ответил пленный. — Теноч.
И видя, что его не понимают, добавил:
— Не тласкаланцы. Ацтеки.
Началась гонка. Скаковые верблюды, хоть и называются таковыми, но даже рысью дают ходу не более десяти верст в час. Правда, им почти не нужна вода…
В три часа пополудни достигли наконец-то желанного озера эр-Бахр, и измученные верблюды ринулись к воде. Между тем примчались казаки из передового взвода охранения и сообщили, что впереди войска: вероятно, расположенная в пятидесяти верстах к северу деревня эль-Галлеа давно уж в руках неприятеля, и впереди стоят отряды. Замысел ацтеков стал ясен. Также стало ясно, что гонке конец, что надо принимать бой — здесь, у воды.
Озеро располагалось в углублении — оно было невелико сейчас, в конце лета, не более ста сажен в поперечнике, однако берега его густо поросли папирусным тростником; заросли широким, в два-три десятка саженей поясом охватывали воду. За тростником был еще один пояс — пальмы, они стояли редко, но всё же какое-никакое укрытие от беспощадных, как по крайней мере выходило со слов пленных, ацтекских стрелков.
Но у Глебуардуса возник иной план. Батальон-кортеж, спешно напоив верблюдов и запасшись водой, совершенно открыто выступил на восток, в пески. Но не в полном составе. На берегу озера остался спешенный казачий эскадрон, и казаки, не мешкая, погрузились, с головой ушли в прибрежный ил, используя для дыхания пустотелые тростинки папируса. Пятнадцать минут — и ста с лишним человек как ни бывало.
Ацтеки появились у озера через час. Да, это были именно ацтеки, гвардия, грозный Теноч, и действовали они как хорошо отлаженный механизм. В мгновение ока были прочесаны заросли и разбит лагерь. Выставлено ближнее охранение. Дальнее охранение. Мобильные дозоры.
Дело выходило верное. Очевидно, противник ушел на восток, надеясь обойти песками отряд впереди. Что ж, пески непроходимы, а на севере отряд силен; кроме того, и у них, и у нас — полковые радиостанции. Сообщение уже передано, и белых встретят. Значит, план их или безумен, или… Не так-то просто обмануть Теноч. Командир ацтеков понял, что план белых заключается в другом — выждав неподалеку, на краю песков, неожиданно ударить ночью по его отряду, ведь не будут же преследователи углубляться в пески — зачем? Вода здесь, а на север ходу нет. Разбив его отряд, белые получают шанс — внезапно ударить на север и прорваться.
Ацтекам оставалось занять крепкую оборону и ждать. О погруженной в прибрежную жижу казачьей сотне они не догадывались…
Дальнейшее нетрудно представить. В два часа пополуночи с востока раздался топот копыт — Глебуардус атаковал. Ацтеки выдвинулись навстречу — по всем правилам воинского искусства изготовились встретить залпами, расстрелять, оставшихся принять в штыки. Холодно светила ущербная луна, видно было как днем. И закувыркались, покатились по земле убитые. Три залпа успели дать ацтеки — полегла чуть ли не половина атакующих.
Но в спину ударили казаки. Облепленные илом, черные, словно черти, восставшие из ада, ринулись они в рукопашную, с ходу взяли в ножи охранение штаба — шатра со знаменем Уицилопочтли; командир ацтеков понял, что происходит, но было поздно — он еще успел выхватить ритуальный обсидиановый нож, но принести себя в жертву Смеющемуся богу уже не успел. Хлопнул выстрел, и с простреленной ладонью он угодил прямо в руки бравым кубанцам, которые не мешкая начали развивать успех.
И случилось невероятное. Впрочем, невероятное ли? Машина безупречно вращает шестерни, но вот в машину между шестеренок воткнули железный лом, и она поперхнулась, скрежетнула и встала. Развитие событий, не предусмотренное планом, враз лишило воли этих только что спокойных, уверенных воинов. Они даже не метались, не пытались бежать, они просто выхватывали ритуальные ножи из обсидиана и втыкали их себе в глотки. Ущербная луна бесстрастно взирала сверху…
Всё кончилось. А ведь ацтеков было больше, чем людей Глебуардуса…
Овладев лошадьми, отряд ринул сломя голову на север. Тласкаланцы меньше всего ожидали прорыва — только что буквально было получено радио — белые атакуют Теноч. Значит, белые уже предстали перед лицом Смеющегося, все, кроме тех, кому посчастливилось попасть в плен — те будут принесены в жертву полковым жрецом, а это — достойная жертва.
На следующий день остатки батальона проскакали в виду деревушки эль-Галлеа. Дюк приказал развернуть захваченное знамя. Это помогло — никто не выехал навстречу, ибо скакал Теноч, а гарнизон состоял из тласкаланцев. Через сутки батальон-кортеж прорвался в Хаши-Мессаид.
А в эль-Бессаре дюка ожидала радиодепеша — срочно возвращаться в аль-Джер. Высочайшим повелением батальон-кортеж и его командир отзывались назад, в Россию.
В аль-Джере дюк доложил в подробнейших мелочах результаты разведки оазисов, умолчав лишь о плененном ацтекском офицере. Однако выводы дюка касаемо подготовки вторжения в Европу не встретили понимания в штабе третьей стрелковой дивизии Ее Величества. Начальник штаба, генерал-барон Стивен Скоттишер резонно заметил, что сообщенное скорее свидетельствует о правильном понимании в штабе планов противника: к декабрю-январю, захватив Марокко, ударить на аль-Джер с запада и одновременно с юга, через горы. Кроме того, если Гибралтар не будет удержан, нам обеспечена еще и морская блокада. Что же касается зимнего обмундирования, любезный дюк, то откуда варварам знать — нужны ли зимой в Сахаре валенки и тулупы или же без них можно обойтись. Так что благодарю за важные сведения, добытые столь дорогой ценой, эт сетера, эт сетера…
Спустя несколько дней батальон-кортеж, вернее, остатки батальон-кортежа, погрузился на русский транспорт «Азов Великий», шедший прямо в Таганрог. От отряда в шестьсот сабель осталось немного более двухсот, и добрая половина людей — с ранениями разной тяжести. Но зато дюк Глебуардус Авторитетнейший увозил с собой пленного ацтека.
Пленный офицер носил имя Ицтлакоатль (Обсидиановый Змей) и состоял в воинском звании «чак» («топор»), что приблизительно соответствовало, как уяснил дюк, званию то ли поручика, то ли капитана. Пленный хорошо говорил по-англицки, сносно — по-португалльски. Держался спокойно, но с какой-то отрешенностью, на вопросы — отвечал. Подтвердил, что он — ацтек, родом из самой Месоамерики, с Юкатана. Об устройстве империи и целях войны поведал, впрочем, не больше тласкаланцев.
После очередного допроса, уже на борту «Азова», пленный спросил дюка:
— Теперь, когда я сказал всё, что мне дозволено, и больше не нужен, ответь, Уэкойотль, когда же ты принесешь меня в жертву своему богу?
— Мы не приносим жертв богу, — ответил несколько обескураженный Глебуардус.
Ицтлакоатль, доселе невозмутимый, казалось, был поражен услышанным.