Паляницын нажал кнопку, и лифт стал подниматься.
– Вы никак меня не узнаете. Я – Паляницын.
Паляницын достал удостоверение.
– Угу, – промычал Спелый. Потом подумал и добавил: – Вот скажи, Паляницын, это правильно, когда у человека ни за что, ни про что деньги вымогают?
– Неправильно, – легко согласился Вячеслав Тихонович. – Прошу.
Паляницын кивнул, чтобы Спелый выходил.
Спелый снова вздохнул.
– А у тебя что? Тоже кинул на бабки?
– Хуже, Игорь Игнатьевич. Много хуже.
– Ну-у… тогда мы договоримся, – Спелый стукнул в дверь.
Дверь открыл улыбающийся Клоп. В руке он держал бутылку коньяка.
– Готовенький, ни слова не пикнул, – начал было он жизнерадостно, но поймал взгляд Спелого и осекся. – Я в смысле, на выпивку слабый.
– Ты на всю голову слабый, козел. Я же предупреждал, что с человеком.
– Ну, разные люди бывают, – философски заметил Клоп.
Они прошли в зал, где привязанный к стулу умирал от страха Миокард.
– Ну что, беспредельщик? – обратился к нему Спелый.
– Он эта… манатки уже собрал, – сообщил Шайба. – Вон.
Он протянул пояс с деньгами.
– Сколько «воздуха»?
– Не считали, босс.
– Знаю, как вы не считали. Выворачивайте карманы.
– Да мы всего-то по чуть-чуть, самую капушку, – залебезил Клоп.
– Сколько было?
– Двести тысяч с копейками.
– Точнее.
– Ну, пятнарик…
– Ладно, пятнарик оставляеете себе. Что, беспредельщик, думал развести на рамсы? Меня, Спелого? Дешевка.
Спелый глянул на Паляницына.
Тот же внимательно, острым взглядом рассматривал Миокарда.
– Эй, Паляницын, ты чего хотел?
– Поговорить. Ты с ним все?
– Ну типа того.
– Тогда откройте ему рот.
Паляницын сел в кресло и закинул ногу за ногу.
– Скажи, Миокард, ты о Чичикове слышал?
Жека постепенно приходил в себя. Он уже понял, что убивать, наверное, не будут. Присутствие Паляницы придавало событиям если не законный, то хотя бы официальный характер.
– Вот, Вячеслав Тихонович, уезжать собрался. Насовсем.
– Что ж так?
– Бабок срубил, вот и линяет, – не удержался от замечания Клоп.
– Игорь Игнатьевич, одна просьба – заткните рот своим людям, – невозмутимо распорядился Паляницын.
– Братва, выйдите. Побудьте в подъезде.
– Лучше на улице. В подъезде моя охрана, – ввернул Паляницын.
Спелый на секунду-другую задумался. Никакой такой охраны он не заметил, но на то она и хорошая охрана, чтобы ее не замечать.
– Все ясно? – спросил он бандюков. – Ждите у машины.
– Евгений, – взял деловой тон Паляницын, когда братки покинули квартиру, – я тебе обещаю – унесешь ноги из города и деньги свои вернешь. Не все, конечно, Игорь Игнатьевич, думаю, за издержки удержит. Очень зло ты с ним пошутил. Но мне нужна информация. Ты расширял штат своей «больнички»?
– Какое там! Да развяжите вы меня.
– Я развяжу, – поднялся Спелый.
Заинтригованный оборотом беседы, он медленно, даже вдумчиво стал распутывать навороченные Шайбой узлы.
– Эта «больничка»… – с отвращением в голосе начал Жека. – Из-за нее и бегу.
– Вот оно что. И что же «больничка»? – спросил Паляницын.
– Там один чудик банкует, – встрял в разговор Спелый. – На днях захожу. Сидит, как ферзь, весь в прикиде таком моднячем и лярва при нем евроуровня. Слова, сука, цедит. И при нем еще козел бородатый. Ласковый, гнида. Я такую ласковость знаю.
– Очень интересно, – значительно сказал Паляницын. – Выходит, Евгений, ты уже не при делах?
– Какие там дела.
Жека скривился, встал со стула, прихрамывая, подошел к дивану и плюхнулся.
– Какие люди все-таки уроды, – расслабленным голосом произнес он.
– Ага, – вспомнил о своем Спелый. – Ключи от своей «больнички» при тебе? Гони.
– Там, – ткнул пальцем Жека в валяющийся на полу костюм.
Спелый не чинясь порылся в карманах.
– Эти? – погремел он связкой.
– Угу.
– Ладно. Вот этот от чего?
– Как это оно у тебя…
– Ты чего? А если в репу? – обиделся Спелый.
Паляницын лишь благостно улыбался и кивал, мол, валяйте, ребята, я не препятствую.
– Это ключ от подвала. Интересное место.
– Знаю. Там тренажеры.
– А… Ну, тебе виднее. Давай ключи, расскажу.
После того как с ключами все было выяснено, Паляницын подобрался, изобразил на лице суровость и озабоченность и деловито произнес:
– Ну-с, займемся, господа, деньгами. Игорь Игнатьевич сам отсчитает свою долю, а уж из твоей, Евгений, я возьму половину за посредничество в урегулировании конфликта. Это будет справедливо.
– И сколько это мне останется?
– Ну ты не наглей, – вскинулся Спелый.
– Евгений, как говорится, торг здесь не уместен. Раздербаним пополам и всех делов.
– Я и спрашиваю – сколько мне останется?
Паляницын глянул на Спелого, мол, давай, назови сумму, чтобы мы могли просчитать свою.
– Я беру сто штук. И пятнадцать обещал пацанам, – твердо объявил Игорь Игнатьевич. – Из них пятьдесят вообще мои.
– Верю. Нам, значит…
– Вам тоже стольник.
Паляницын кивнул и больше со Спелым не разговаривал. Тот молча развязал пояс и под страдальческим взглядом Жеки выложил десять пачек.
– Ну, я пойду, – буркнул он. Кивнув Паленицыну, попрощался: – Бывай, Тихонович.
– Ну-с, Евгений. Теперь я тебя внимательно слушаю, – сказал Паляницын, распихивая пачки долларов по карманам. – Расскажи мне, чего ты так боишься? Бежал, верно, не из-за Спелого?
– С чего начинать?
– С магнита…
В препаскудном настроении оставлял Евгений Петрович Миокард город Н. Ни радости, ни даже облегчения не испытывал экс-гипнотизер по поводу избавления от верной гибели. Был он полон печали и скорби. Прожитые годы можно было смело перечеркнуть к такой-то матери. И виновато в этом было не больше, не меньше, чем все человечество вместе взятое, вся эта смердючая куча дерьма. Лежит себе посреди дороги, вон как та дохлая кошка, что кстати мелькнула за окном, и воняет. И черви всякие, вроде сволочи Артема из нее прут. Питаются.