— Извините. Я задумалась.
Джем был растерян. Странно. Почему он здесь? У него были совсем другие намерения. Он только хотел предостеречь ее, показать, что Лоренс не одинок. У него есть семья, которая его защитит.
Элоиз налила в одну чашку молока и жестом предложила ему взять другую.
— Благодарю. — Он сел на диван. Она выглядела усталой. Под глазами залегли тени, ему стало ее жаль. Неудивительно. Жизнь у нее нелегкая. — Отличный кофе, — сказал Джем, чтобы прервать молчание.
— Да. — Она поглядела на него усталыми карими глазами.
И опять воцарилось молчание.
Джем давно не испытывал такой неловкости. Он стремился к этой встрече, даже преследовал Элоиз, испугал. Решил, что нужно прояснить ситуацию… но теперь не мог начать разговор.
Девушка оказалась такой хрупкой. Он представлял ее совсем другой. Зная репутацию Элоиз в «Имидже», он ожидал встретить сильную женщину, а не бабочку с поникшими крылышками.
Джем улыбнулся и отхлебнул кофе. Бабочка — подходящий для нее образ. Особенно когда он увидел Элоиз впервые. Невероятно красивая. Неземная и хрупкая.
Джем опять взглянул на нее. Следует продолжить с того, на чем они остановились.
— Когда умерла ваша мама?
— Шесть лет назад, — послышался тихий ответ. — Двадцать восьмого ноября. Я была в университете. Мне позвонили.
Он подумал о том горе, которое она испытала.
Наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь равномерным тиканьем часов. Джем наблюдал, как на красивом лице Элоиз отражаются переживания.
Она действительно была прекрасна, являя собой тот тип женщин, ради которых в прошлые века мужчины с радостью жертвовали собой. Была ли ее мать так же красива? Был ли Лоренс в нее безумно влюблен?
— Как ее звали? — Джем знал ответ, но ему хотелось, чтобы Элоиз заговорила. Он стремился понять, что же все-таки происходит.
— В-ванесса. Ванесса Лоутон. — Она вытерла глаза.
Джему неудержимо захотелось обнять ее, защитить.
Он твердо знал, что верить ей нельзя, но почему-то верил. Она искренне считает виконта Пулборо своим отцом. И уверена, что тот бросил их с матерью.
— Сколько лет было вашей матери? — неловко поерзав, задал Джем следующий вопрос.
— Сорок.
Сорок. Совсем молодая. Лоренсу семьдесят три. Джем лихорадочно подсчитывал в уме разницу в возрасте… Двадцать семь лет. Черт! Он нахмурился.
— А у вас сохранилось письмо вашей матери?
— Конечно, — изумленно ответила Элоиз. Она достала из книжного шкафа картонную папку и, вынув верхний листок, протянула ему. — Это ее почерк.
Джем не сомневался. Что бы здесь ни происходило, не Элоиз это придумала.
— Можно я прочту? — спросил он и вдруг засомневался — стоит ли.
Она жестом разрешила. Джем взял листок и стал читать о том лете в Колдволтхэмском аббатстве.
Каждое предложение, каждый абзац оставляли рубцы на его сердце. Он взглянул на Элоиз. Она сидела в кресле, вертя в руках чашку.
— То есть вам сейчас двадцать восемь?
— Двадцать семь.
— Двадцать семь. — Он опять вернулся к письму. Все описания Колдволтхэма были краткими, но точными. Но среди служащих Ванессы Лоутон никогда не было.
Джем хотел сказать об этом, но, взглянув на лицо Элоиз, промолчал и осторожно сложил письмо.
— Как по-вашему, почему мама раньше отказывалась рассказать вам обо всем?
— Потому что он был женат. Думаю, маме было так больно, что она не могла говорить об этом.
— А когда его жена умерла?
— Не знаю. — Она судорожно сжимала чашку, опустив глаза. Наконец отважилась задать мучивший ее вопрос: — Какой он?
— Лоренс?
Всего несколькими часами раньше Джем, не задумываясь, ответил бы ей… Он — человек глубокого ума, живой, разговорчивый. Отличный муж, отец, отчим…
Теперь Джем заколебался. Хорошо ли он знает своего отчима?
Он положил письмо на сундук.
— По-моему, такой, как в письме.
Она измученно откинулась в кресле.
— Элоиз… — Он впервые назвал ее по имени. — Он хороший человек.
Ее глаза вспыхнули. Она почувствовала облегчение, услышав его слова.
— Вы не могли бы доверить это письмо мне?
— Нет. — Она решительно помотала головой. Он и не ожидал другого. Письмо могло бы помочь, но…
— Ладно. Я поговорю с ним. Но тут не сказано, почему она ушла от него.
Элоиз осторожно положила письмо на место и убрала папку.
— Нет.
— А она не говорила, знал ли Лоренс, что она ждет ребенка?
— Она никогда ничего не рассказывала. Я все узнала из этого письма.
— И только?
Она кивнула.
— А она упоминала когда-нибудь аббатство? Может быть, случайно упоминала Лоренса?
Элоиз опять помотала головой.
— Странно.
— Почему? — Ее карие глаза были абсолютно правдивыми.
— Никогда не говорить о месте, столь важном для нее…
— Виконт Пулборо много значил для мамы. Она родила ему ребенка. Но вместе с тем она никогда не говорила о нем. О некоторых вещах слишком сложно рассказывать, они вызывают такую боль!
Она замолчала.
Джем пытался осмыслить услышанное.
Что-то не стыкуется. Тот Лоренс, которого он знает, никогда бы не отказался от своего ребенка. Итак, предположим, Ванесса Лоутон и Лоренс были любовниками…
— Возможно, ваша мама уехала, не сказав Лоренсу, что ждет от него ребенка?
— Нет.
Он недоуменно взглянул на нее.
— А почему «нет»?
— Она не могла так поступить. Любой отец имеет право знать. Она не стала бы… Я знаю, что не стала бы…
По ее щеке потекла слеза. Элоиз тут же опустила голову, и мягкие светлые пряди скрыли ее лицо.
От нее веяло болью и одиночеством. Джему стало ее жаль.
И захотелось поцеловать. Господи помоги! У нее такое нежное личико. Такое красивое, четко очерченное… Такая длинная шея…
Как она восхитительна!
И так ранима.
— У вас есть фото вашей мамы в молодости?
— Наверно.
— Можно мне взглянуть?
Она подошла к шкафу.
— В коробке были фотографии. Я не смотрела их. Не смогла… — (Джем молчал.) — Я еще не рассортировала ее бумаги. Мама хранила каждую рождественскую открытку, каждое письмо… — Элоиз открыла шкаф и вытащила оттуда большую коробку. — По-моему, фотографии здесь.