– Звукоизоляция? – со знанием дела констатировала Маша.
– В точку, – улыбнулся Глеб. – Располагайся и чувствуй себя здесь как дома.
Маша огляделась. Забавное все-таки местечко. Просто, но уютно. Одна стена – из красного кирпича, на ней висят плакаты, на плакатах – какие-то длинноволосые парни с гитарами.
– А где твои друзья-музыканты? – поинтересовалась Маша.
– У них сегодня выходной, – ответил Глеб. – Садись сюда. Сейчас я дам тебе гитару.
Маша села на невысокий металлический табурет и взяла из рук Глеба гитару. Корсак расположился рядом с ней.
– Так, – назидательно говорил он. – Теперь я научу тебя играть. Указательный палец поставь сюда. Средний – сюда. Безымянный – рядом, вот сюда. А теперь прижимай струны крепче. Вот так.
– Больно! – пожаловалась Маша.
Глеб улыбнулся:
– Терпи. Искусство требует жертв.
– Ты решил принесли в жертву своему искусству мои пальцы? – насмешливо осведомилась Маша.
– Я решил познакомить тебя с новым прекрасным миром.
– Как напыщенно!
Глеб засмеялся:
– Ты еще не слышала меня, когда я рассказываю о джазе! Так… Пальцы вроде бы поставила правильно. Умница! А теперь проведи по струнам.
Маша сделала, как он велел; гитара отозвалась нежным мелодичным аккордом.
– Ты слышал? – радостно воскликнула Маша. – У меня получилось! Я только что играла на гитаре!
– Ну, «играла» – это слишком громко сказано, – наморщил нос Глеб.
– Да нет же, я играла! Кстати, а как это называется?
– Что именно?
– То, что я сыграла?
– Ре-минор.
– Ох ты! – восхищенно воскликнула Маша. – Это хороший аккорд?
– А то. Мой любимый!
Маша еще несколько раз провела пальцами по струнам, убрала левую руку от гитары и тряхнула ею в воздухе.
– Пальцы болят, – пожаловалась она. – Слушай, а когда ты играл вчера для меня – тебе тоже было больно?
– Еще как, – сказал Глеб.
Маша подозрительно прищурилась:
– Но ты улыбался.
– Просто я не привык показывать свою боль, – мужественно проговорил Глеб. Вздохнул и добавил: – Такой уж я человек!
Маша рассмеялась:
– Ах ты, мой бедненький!
Глеб наклонился и поцеловал ее в губы.
– Это за что? – поинтересовалась Маша.
– За то, что ты хорошая ученица. Главное – не сдавайся, и когда-нибудь из тебя выйдет толк.
Не сдавайся…
Маша открыла глаза. Сперва она увидела погреб, и на этот раз он показался ей больше, чем прежде. Примерно три на три метра, с кирпичными замшелыми стенами и полом из темных струганых досок. Светодиодная лампочка, светившая из верхнего дальнего угла, забранная решеткой, давала мало света. Но это лучше, чем полная темнота.
Потом она поняла, что кто-то смотрит на нее. Подняла голову и увидела неуклюжую фигуру, склонившуюся над люком погреба. Горбун что-то делал. Разобрать, что именно, Маша не могла, но вскоре увидела корзинку, которую Хант спускал на веревке в ее погреб.
Маша поняла, что там еда, и голодный спазм внезапно скрутил ее желудок. Она ухватила край корзинки и заглянула в нее. В ней лежал кусок черного хлеба и старая измятая алюминиевая фляжка с водой.
Маша поняла голову. Горбун смотрел на нее.
– Эй! – крикнула ему Маша. – Ты не хочешь поговорить?
Некоторое время горбун молчал, затем проскрипел своим низким странным голосом:
– Ешь. Это вкусно.
– Кто ты такой? – крикнула Маша. – И почему держишь меня здесь, под землей?
– Потому что ты мертвая, – проскрипел в ответ горбун. – А мертвецы живут под землей.
Он хотел задвинуть крышку люка, но Маша снова крикнула:
– Я живая, слышишь?!
Горбун остановился, секунду или две молчал и глухо произнес:
– Ты мертвая. И должна быть мертвой. Для всех, кроме меня. – Горбун помедлил и добавил: – Ешь. Ну!
Маша отодвинулась от корзинки.
– Я майор полиции! – сказала она, глядя на него яростными холодными глазами. – Меня уже ищут!
– Ищут, – согласился горбун. – Но не найдут.
Маша облизнула пересохшие губы:
– Скажи хоть, где мы?
Он несколько секунд молчал, размышляя, по всей вероятности, стоит ли отвечать на этот вопрос или нет, и сказал:
– На полигоне.
– На каком?
– Полигон ТБО, – проскрежетал он.
«Полигон ТБО… – Маша на секунду задумалась. – Черт, да ведь это же свалка! ТБО – твердые бытовые отходы».
– Значит, мы на свалке? – спросила она вслух.
– Нет, – неприветливым голосом ответил горбун. – Полигон ТБО.
И захлопнул крышку погреба. Сразу стало темнее. Маша задумчиво посмотрела на тусклую лампочку. Главное, чтобы горбун не выключил ее. Если в погребе вновь станет темно, она не выдержит.
Нужно отвлечься. Нужно думать.
Итак, полигон ТБО… Звучит громко! Но на деле это обычная свалка, разросшаяся до размеров целой деревни.
Москва окружена этими полигонами ТБО. По всей вероятности, она находится на одном из них. А горбун, должно быть, сторож. «Крысиный король». Всесильный хозяин свалки. Мусорный император.
Маша отвела взгляд от лампочки и поежилась. В погребе было холодно. Маша обхватила плечи руками и оглядела себя с ног до головы.
Вечернее платье превратилось в рваное рубище. Зато туфли целы и невредимы. «Sergio Rossi»… Итальянское качество, двенадцать тысяч рублей за пару. Сумасшедшая, конечно, цена, но хорошо, что она не поскупилась. Спасибо Глебу, он вошел в ее положение и сделал широкий жест.
Глеб…
Маша вспомнила его лицо, улыбку, руки… Но тут же одернула себя. Не время предаваться воспоминаниям. Нужно придумать, как отсюда выбраться.
«Думай, Любимова, – сказала она себе. – Думай!»
Как могут быть связаны криминал и владения «крысиного короля»? Первое, что приходит в голову, – ликвидация трупов. Никто не проверяет свалки. Вместе с мусором можно сжечь любое тело – никто ничего не узнает и не спохватится.
«Но почему он считает меня уже мертвой?»
Горбун противоречил сам себе. С одной стороны, он сказал, что Машу считают мертвой, с другой – подтвердил, что ее ищут. Вопрос в следующем: кто именно считает ее мертвой? Очевидно, тот, кто приказал ее убить.
Убить. Или… похоронить?