— Ты гадина пресмыкающаяся!
— Перед кем я пресмыкаюсь?!
— Змей подколодный! Ухожу к маме!
— Собирайся и уходи, если толком не можешь объяснить! — начал заводиться Леонид. — Сегодня похороны моего друга, а ты тут истерику заводишь!
Мелькнула мысль: а почему эти два события должны исключать друг друга?
— Ты только и ждешь, чтобы я ушла! — И плач перешел в громкие рыдания.
Леониду стало жаль жену, он, как мог, стал ее успокаивать и наконец узнал о своей провинности. По ее словам, ночью он «полез» к ней, что было, в общем, неплохо, но при этом называл Эллой, а когда она возмутилась и попыталась повернуться к нему спиной, грубо взял ее силой.
— Кто такая Элла? — требовательно спросила Богдана, вытирая слезы.
— Я ночью занимался с тобой любовью?! — удивился Леонид.
— Это была не любовь, а… — Она старательно подбирала слово, вспоминая о событиях прошлой ночи. Видимо, все было не так плохо, поскольку закончила так: — Секс. Просто грубый секс! Кто такая Элла?
— Не знаю, — удивился Леонид, вспомнив, что Эльвиру он называл сокращенно Элла. — Если ты сказала правду о ночи…
— Я всегда говорю правду, а вот ты юлишь! — возмутилась Богдана.
— Меня уже почти неделю тревожат непонятные кошмары, которые снятся с постоянством ночного сериала. Вот послушай… — И Леонид рассказал ей о сновидениях, но не о своих предположениях, чем они могли быть вызваны.
— Но в них нет никакой Эллы, а ночью ты меня называл этим гадким именем!
— Откуда я могу знать, почему это имя возникло из моего подсознания, если даже не помню, что занимался с тобой любовью… или сексом! — возмутился Леонид.
— Тебе надо к врачу, — загорелась идеей Богдана. — Танюша знает психоаналитика. Говорит, такой представительный мужчина…
— Представительному представляли простату, — пробормотал Леонид.
— Не путай — то уролог, а тебе требуется психиатр. Тебе следует подлечить свою ауру!
— Латанием ауры занимаются шарлатаны-экстрасенсы, — поправил ее Леонид.
— Абсолютно верно! Катюша ходит к одному симпатичному экстрасенсу, он такое вытворяет! Звоню ей.
— Не хочу к экстрасенсу, — заныл Леонид. — Он явно шарлатан.
— Тогда я собираюсь к маме и завтрак не готовлю. К маме — или экстрасенс! — поставила ультиматум Богдана.
— Выбираю меньшее зло, — вздохнул Леонид, но так и не закончил мысль.
— Молодец. Сейчас набираю Катюшу и договариваюсь о твоей встрече с экстрасенсом, — определилась Богдана.
— Сегодня похороны Стаса, так что лучше на завтра, послезавтра или даже позже. Лучше со следующей недели.
— Разберемся, — строго произнесла Богдана и позвонила подруге.
Леонид вздохнул — это надолго, и завтрак придется готовить самому, потому что, когда жена закончит разговор, вспомнит, что нужно спешить на работу.
Несмотря на жару, Леонид приехал на похороны Стаса в черном костюме и в такого же цвета галстуке на фоне белоснежной рубашки. Пока он находился в салоне автомобиля, при работающем на полную мощность кондиционере, чувствовал себя прекрасно, а когда вышел на тридцатиградусную жару, то сразу «растаял». Бегство в траурный зал чуть помогло, но не очень. Он чувствовал себя ужасно в прилипшей к телу рубашке, насквозь мокром пиджаке, а больше всего его нервировал собственный запах пота. Забиться на весь период ожидания в автомобиль, под кондиционер, было неловко. Снять пиджак тоже было нельзя — пропитавшуюся потом рубашку лучше было не демонстрировать. Помучившись пять минут, Леонид все же вернулся в автомобиль, снял пиджак, а с прохладой пришло блаженство. Теперь он мог более внимательно осмотреться.
На площадке, в тени деревьев, вокруг Норы стал собираться народ, прибывший на похороны Стаса. С каждой минутой людей становилось все больше. Большинство присутствующих Леонид знал: это были художники, коллекционеры, просто приятели-собутыльники, некоторые даже прихватили с собой жен, любовниц. Было немало женщин, которые не вступали в общий разговор, а с тоской во взгляде смотрели на дорогу, по которой должен был подъехать автомобиль с телом Стаса. Устав от ожидания, они, отвлекаясь, критически, оценивающе рассматривали наряды соседок. Среди пришедших проводить Стаса в последний путь женщины преобладали, радуя глаз разнообразием возрастов, цветов волос, конституций.
Леонид вспомнил слова Стаса: «Олигархи — несчастные люди. Женщины любят их деньги, но не их самих. У меня нет денег, приличной квартиры, даже автомобиля нет, я бодро перешагнул сороковник, но вниманием женщин не обижен. Если у меня ничего нет, то им остается любить только меня. Хоть в этом олигархам со мной не тягаться».
«Бедный наивный Стас, так до своего «полтинника» и не дотянул. В целом был неплохим человеком: доверчивым и импульсивным, не всегда обязательным, но честным, любил веселые компании, женщин и застолье. У него будет возможность на небесах узнать, за что его любили женщины. Я не слишком доверял его рассказам о том, какой он Казанова, но, судя по количеству присутствующих на похоронах дам, доля истины в его словах была».
Подъехал автобус с телом Стаса, и провожающие направились в траурный зал, спеша быстрым шагом перейти солнцепек. Проклиная собственную дурость, заставившую напялить костюм в столь жаркий день, Леонид вновь надел пиджак и из приятной прохлады автомобиля нырнул в августовский полуденный зной. Два десятка шагов, которые он преодолел до входа, показались ему вечностью. В голове стучала лишь одна мысль: «Только бы процедура прощания не затянулась». Но когда вошел в зал и увидел гроб с телом Стаса, стоящий на черном постаменте, ощущение дискомфорта отошло на задний план.
Стаса одели в новый костюм, который он ненавидел при жизни, подстригли ему бороду, что он делал всегда сам, не доверяя парикмахерам. Его крупное тело поместили в длинный узкий гроб, казалось, еще мгновение — и он пожалуется, что тесно в плечах. У изголовья гроба стоял священник и надевал покойному на лоб бумажную ленту. Леонид не знал, был ли Стас крещеным, вспомнил только, что тот посещал церковь лишь для того, чтобы вблизи рассмотреть древние иконы и фрески на стенах. Он подошел к гробу и положил на ноги покойному букет красных роз. Издалека лицо Стаса было как живое, однако исключительно спокойное, а вблизи было видно, что от жары потек грим, проявляя участки серой кожи.
На время панихиды Леонид отключился от всего происходящего, наблюдая лишь за лицом Стаса, с которого все больше стекал грим, открывая маску смерти. «Стаса больше нет, есть только это тело, которое через несколько минут сгорит в огне, и останется от него лишь кучка пепла. Как происходит переход от жизни к смерти? Неужели рядом с нами находится его душа, которая незримо летает от одного к другому, заглядывает в мысли находящимся здесь? Это предположение гораздо лучше, чем знание, что после смерти ничего нет. — И неожиданно для себя он перекрестился. — Стас, дружбан, приятель старый! Сделай что-нибудь такое, чтобы я знал, что твое эфирное тело парит рядом. Ведь ты всегда был такой выдумщик! Стас, подай знак!»