— Сообщишь мне, если она проснется?
— Да, мы же договорились!
Санджей повернулся к застывшему у шторки Джимми.
— Ладно, пошли!
Молино даже не пошевелился. Он, не отрываясь, смотрел на девочку, точнее сказать, глазел.
— Джимми!
Молино с трудом отвел взгляд.
— Что?
— Я сказал, пошли отсюда!
Джимми смущенно покачал головой.
— Простите, Санджей! Кажется, я на секунду отключился.
— Тебе нужно выспаться! — посоветовала Сара. — И вам, Санджей, тоже.
Мужчины вышли на крыльцо, где на жаре плавились Бен и Гейлин. Чуть раньше у Больницы толпились желающие взглянуть на Приблудшую, но Охранники убедили их разойтись. Уже перевалило за полдень, и улицы опустели. Мимо прошагали члены Аварийной бригады в тяжелых сапогах и масках: с ведрами в руках они спешили в Инкубатор, чтобы еще раз обеззаразить Большую комнату.
— Трудно объяснить, но ее глаза… — начал Джимми. — Вы видели глаза девочки?
— Они были закрыты, — вздрогнув, напомнил Санджей.
Молино пристально смотрел на крыльцо, словно что-то потерял и не мог найти.
— Сейчас мне тоже так кажется, но почему в палате я чувствовал, что она на меня смотрит?
Санджей промолчал: ну что тут ответишь? Тем не менее слова Джимми задели за живое: когда наблюдал за девочкой, ему тоже показалось, что на него смотрят.
— Вы знаете, о чем он? — спросил он Бена с Гейлином.
— Понятия не имею, — пожал плечами Бен. — Эй, Джимми, а вдруг девчонка на тебя запала?
Молино передернуло. На вспотевшем лице читалась паника.
— Хорош шутить! Раз такой умный, зайди туда и убедись! Говорю тебе, ощущения странные!
Бен посмотрел на Гейлина, но тот лишь плечами пожал.
— Вот чума, Джимми, я же пошутил! Чего ты завелся?
— Ничего смешного нет! Гейлин, а ты что ухмыляешься?
— Я? Я вообще молчу!
— Довольно ссориться! — остановил их потерявший терпение Санджей. — В палату никто не войдет. Джимми, надеюсь, это ясно?
— Как скажете… — нехотя кивнул Молино.
— Я серьезно! Запрет распространяется на всех! — Санджей многозначительно посмотрел Джимми в глаза. С Су Рамирес его не сравнишь, с Алишей тоже… «Наверное, потому я и назначил его Первым капитаном!» — подумал Санджей.
— Что делать с Сапогом? — спросил Джимми. — Мы что, на самом деле его выгоним?
«Мальчишка… Только его мне сейчас не хватало!» — беззвучно вздохнул Санджей. В первые часы после ночного происшествия Калеб Джонс принес немало пользы: колонистам требовался виновник. Сейчас же изгнание представлялось бессмысленной жестокостью, о которой потом все пожалеют. А вот мальчишка оказался не из робкого десятка. Когда зачитывали обвинения, он держался стойко и без малейших колебаний взял вину на себя. Недаром говорят: внешность обманчива, и такое поведение Калеба немало удивило Санджея.
— Охраняйте мальчишку как следует! — приказал он.
— А как насчет Сэма Чоу?
— При чем тут Сэм?
— Ну… — замялся Джимми. — Сэм, Мило и остальные хотят, чтобы Сапога изгнали.
— Где ты это слышал?
— Слышал не я, а Гейлин.
— Ну, мне Кип рассказал, — уточнил Гейлин. — Он навещал родителей и ухватил обрывок разговора.
Младший охранник Кип Даррелл был сыном Мило.
— О чем?
Гейлин неуверенно пожал плечами.
— Сэм заявил, что, если Сапога не изгонит Семейный совет, он сам этим займется.
«Только самоуправства сейчас не хватало! — с досадой подумал Санджей. — Хотя, наверное, ничего удивительного». А вообще странно, конечно, что с катушек сорвался мягкий и безобидный Сэм Чоу. Как и многие Чоу, Сэм работал в теплицах, растил горох, салат и морковь, словно своих детей. Вероятно, из-за детей он и расстроился: Другая Сэнди буквально не вылезала из Инкубатора, а в Колонии не уставали «обмывать» отпрысков Сэма.
— Бен, Сэм — твой двоюродный брат. Ты ничего не слышал?
— Когда? Я же с утра на посту!
Санджей велел удвоить охрану карцера и зашагал по тропинке. «Тишина-то какая! — удивился он. — Даже птицы не поют». Мысли понемногу вернулись к девочке и странному ощущению, которое она вызывала. Почему-то милое детское личико казалось приманкой — Санджей клюнул на нее, вспомнив, как маленькая Маусами цеплялась за перила инкубаторской кроватки, вставала и подставляла щеку для поцелуя — а за ширмой опущенных век чувствовался внимательный взгляд. В общем, Джимми не преувеличивал: в глазах девочки было что-то жуткое.
— Санджей! — Крик Джимми вырвал его из плена мыслей. Молино подался вперед, на губах застыла невысказанная фраза.
— В чем дело? — спросил Санджей, чувствуя неприятный холодок страха. — Что такое?
Джимми открыл рот, но слова не шли.
— Ничего, — сокрушенно покачал головой он и отвел глаза. — Сара права, мне нужно выспаться.
30
Много лет спустя события, сопутствовавшие появлению девочки, вспоминались Питеру в виде танца: партнеры сходятся — расходятся — вращаются каждый вокруг своей оси — притягиваются друг к другу неизвестной, неотвратимой, как гравитация, силой.
Накануне ночью, когда Питер заглянул в Больницу и увидел девочку, он испытал шок. Не ужас, не изумление — кровь лилась рекой, Сара лихорадочно зашивала рану, Калеб прижимал компресс, — а самый настоящий шок. Раненую он узнал с полувзгляда — это она спрятала его под каруселью, провела темным туннелем на крышу, поцеловала в щеку и захлопнула дверь.
Поцелуй… Пока нес Вахту милосердия и ждал Тео, Питер снова и снова вспоминал этот поцелуй и пытался разгадать его значение: поцелуй был не похож ни на подаренный Сарой в Первую ночь, ни на дружеский, ни даже на невинный детский. Впрочем, что-то детское в нем имелось: девочка умирала от смущения, торопилась, а потом стремглав убежала в коридор, захлопнув дверь перед его носом. Иными словами, подобрать подходящее объяснение Питер не сумел и, лишь попав в Больницу, догадался: поцелуй означал обещание. Один поцелуй — все, что потребовалось бессловесной девочке, чтобы пообещать: «Я найду тебя».
Оставив Калеба в карцере, Питер с Алишей спрятались под кустом можжевельника в двух шагах от Инкубатора и смотрели, как с больничного крыльца спускается Санджей, а минутой позже — Джимми Молино. С Джимми творилось что-то странное: он двигался, как лунатик, не понимающий, куда и с какой целью идет. Таким образом, на крыльце остались лишь Гейлин и Бен Чоу.
— Ничего не получится! — сокрушенно покачала головой Алиша. — Они в жизни нас не пропустят.
— Пошли! — шепнул Питер и узким, огибающим теплицы проулком повел ее к черному ходу. Окна с той стороны заложили кирпичами, но штабель пустых ящиков скрывал наклонную металлическую дверь, за которой начинался желоб, круто спускавшийся в больничный подвал. Когда Питер был маленьким, Пруденс Джексон, нередко работавшая по вечерам одна, разрешала скатываться с него, как с горки.