— Угу.
— Говорить стал меньше, это хорошо, — фыркнул Лар.
— Ставили мне усиление, — вздохнул Ромка. — Кайл ставил на третий или четвертый день. Потому что боялся, что меня в Школе отравят. Так что все в порядке, я могу пить воду из лужи.
— До воды еще нужно добраться, — возразил Лар. — Недели через две, когда я освоюсь у тебя в голове, я смогу наблюдать за окрестностями непрерывно. А пока нет, так что все хищники твои.
— Без воды я долго не протяну.
— Тогда за дело. Сядь ровно.
— Угу.
Теперь, когда Ромка мог отключать внутренний диалог аж на целую минуту, а иногда и на полторы и когда крошечный шарик магической энергии, скорее всего, плод его воображения, научился покидать его тело, проходить сквозь ткань и возвращаться, им предстояло заставить его выполнить там работу.
— Настройка, — объяснил Лар. — Сейчас ты посылаешь сигнал туда. Это невыгодно. Нам нужно, чтобы эта ткань следила за тобой, ожидая приказа.
— Там же нет ассиста.
— Пока нет. Я скажу, что надо делать.
— Ух ты! Я готов!
— Тогда сядь прямо. Вдох… Выдох…
Работа была завершена только к вечеру, причем если Лар еще что-то мог, то Ромка был уже никакой. Он едва держался на ветке и ни медитировать, ни заниматься магией больше не мог.
— Зато ты можешь двигаться, — сказал Лар, выслушав его жалобы. — Физически-то ты не устал. Садись на эту ткань.
Ромка, слабо соображая, чего от него хотят, постелил «ковер-самолет» на ветку и, придерживаясь руками за другую, проходившую рядом, уселся сверху.
— ПРЫГАЙ!!!
Вопль Лара прозвучал столь неожиданно и так не вязался с его обычной манерой говорить, почти не повышая голос, что Ромка прыгнул, благо, до земли было всего метра три.
И повис в воздухе рядом с веткой.
— Ну что же, — с удовлетворением в голосе произнес Лар, в то время как мальчишка пытался удержать равновесие на внезапно научившемся летать куске ткани. — Первый шаг сделан. Теперь… Что у тебя там?
— Лар, я сейчас грохнусь!
— О боги! Протяни руку и возьмись за ветку.
— Ох! — сказал Ромка. Ему было стыдно.
— Теперь, придерживаясь, чтобы не перевернуться, разверни ткань. Ты должен сидеть на ковре, а не на полотенце.
— Сейчас. — Развернуть ткань, на которой сидишь, оказалось совсем непросто. Больше всего это походило на балансирование в гамаке, хотя и были отличия. Отличия, кстати, явно в пользу гамака.
— Ткань слушается тебя, — с легким раздражением в голосе произнес Лар. — Научись все-таки обращать внимание на то, что творится вокруг.
Это было так обидно, что Ромка едва не навернулся со своего немудреного летательного аппарата. Но не навернулся, потому что край ткани вдруг затвердел и не позволил ему потерять равновесие.
— Ага, — пробормотал мальчишка. — Ну, тогда…
Ткань, повинуясь мысленному приказу, развернулась в удобное кресло — шезлонг. Лар, наблюдавший за Ромкиными действиями, фыркнул.
— Ты должен подобрать такой вариант, чтобы можно было и идти, и по деревьям лазить, и лететь по горизонтали, и… Э… И быстро взлететь вверх, если случайно наступишь на… Э… Спящего слона… Короче, экспериментируй.
* * *
Час спустя Ромке все же удалось добраться до скалы, по которой тонкой пленкой стекала вода, найти место, где не было скользкого мха, больше похожего на тину, и утолить жажду. Летать оказалось просто — достаточно было мысленно скомандовать «вперед», и начиналось плавное, со скоростью чуть большей, чем скорость пешехода, скольжение с медленной потерей высоты.
А можно было скомандовать «вверх» и подскочить метров на пятнадцать. Это был предел, после которого ткань могла двигаться только вниз, заряжаясь при этом заново, но с потерей энергии, как мопед с аккумулятором: пока едешь в гору, аккумулятор садится, пока под гору, заряжается.
Второй раз прыжок получался ниже первого где-то на два метра — потери, неизбежные в столь сложном деле, как левитация. Лар считал, что это очень хороший результат, в Ромкином примере с велосипедом, по его словам, потери составляли бы две третьих от заряда. Впрочем, Ромка и не спорил — он наслаждался полетом между лесными великанами. Снизиться — залезть на дерево. И снова планировать вниз. И ни один тигр тебя не достанет. А залезая на дерево, ты заряжаешь ткань — вниз-то она планировать может с любой высоты…
Хуже было с упражнением на «неожиданность», а ведь именно от него зависела Ромкина жизнь, так что Лар требовал совершенного исполнения этого упражнения. Прыжок вверх.
От взлета это отличалось тем, что мальчишка не мог знать, когда придется прыгать. «Если наступишь на спящего слона» — точнее не скажешь. Или тигра.
Тут мало было просто заорать и подскочить. Надо было смотреть, куда прыгаешь, иначе в лесу-то можно было разбить себе голову о нависающие ветки. То-то тигр удивится!
Так что в этот день Ромка ночевал рядом со скалой, опять на дереве, вымотавшийся до предела, но так и не прошедший аттестацию у своего придирчивого наставника. Сам он, впрочем, тоже особых иллюзий не питал — взлет отнимал больше времени, чем нужно тигру. Ненамного, но больше.
— Слушай, Лар, но ведь ты говорил, что можешь чувствовать мир вокруг! — вдруг воскликнул он.
— Могу, — подтвердил его мучитель.
— Но… Зачем же я… Ты что: издеваешься?!
— Успокойся, парень. Я могу чувствовать не все. От меня тоже можно спрятаться, хотя, конечно, шансы невелики. Но лучше быть готовым. Всегда лучше. Поверь.
— Верю, — вздохнул Ромка. — К чему готовым-то хоть?
— К чему угодно, — произнес демон. — В этом-то вся и соль. Надо быть готовым к чему угодно. Спи.
* * *
— Что ты сказал?! Повтори!
— Ну, Лар, — примиряюще произнес Ромка. — Я же не сам это придумал. Так говорят.
Стоял вечер, прохладный и безветренный, и мальчишка лежал в развилке ветвей на очередном дереве. Простым добавлением нескольких толстых веток и кучи веток потоньше, с листьями, развилка была превращена в удобное гнездо, здесь даже можно было не привязываться. Позади второй день Ромкиного пребывания «в изгнании» и второй день пути.
Дерево стояло на краю обрыва, плавно переходящего в пологий склон холма. Местность здесь вообще была холмистой, так что, забравшись на очередную возвышенность, можно было спокойно планировать вниз… Чем он, собственно, весь день и занимался.
Далеко внизу блестела в лучах закатного солнца река, над которой кружились большие белые птицы. Кажется, цапли. Терпко пахло какими-то цветами, а если завернуться в «ковер-самолет»… Впрочем, нет. Все равно прохладно. Лар, однако, утверждал, что, привыкнув, можно спать и на снегу.