Маятник | Страница: 72

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Да. Атомы — наши верные слуги, — сказал голос со странной интонацией. — И если мы поможем всем, кто в этом нуждается… Если мы откажем людям в праве самим строить свою жизнь… Если мы будем относиться к людям, как к атомам…

— Но… — Ромка помолчал, собираясь с мыслями. Поспорить он в принципе любил, но здорово сбивала с толку мысль о том, С КЕМ ИМЕННО он спорит. — Вы и так относитесь. Вы ограничили…

— Ограничили способность людей причинять вред мирозданию. И только.

— А друг другу, значит, можно?

— Они — люди. Они свободны. Это их выбор. — Голос вздохнул и добавил тоном ниже: — Мы перебрали все возможные варианты. Сам-то ты что бы сделал?

— Ничего себе!

— И все-таки?

— Ну, наука там… Звездолеты… — Ромка сбился и замолчал. — Войны бы запретил…

— Отвечаем по порядку, — сказал голос. — Науку мы развили. И возможностей человека оказалось недостаточно, чтобы ее понять. Ты предлагаешь людям снова и снова изобретать велосипед? Или сделать расу сверхлюдей, существ, которые людьми уже не будут? Так вот они — мы.

Насчет звездолетов, — не дождавшись ответа, продолжал Ромкин собеседник, — любой великий клан и большинство кланов средней руки может их строить. Да ты и сам участвовал, знаешь. Торговые корабли летают по всем мыслимым вселенным, да и военные тоже. Медленно, но летают.

— Я имел в виду не это…

— Ты имел в виду сюжеты из книжек. И из фильмов. «Стартрек» твой любимый, так?

— Да хотя бы! — буркнул Ромка. — Все лучше, чем кланам служить.

— Это книжки. Фантастика.

— Почему фантастика? Вы же все можете!

— Беседа в некотором смысле пошла по кругу, — резюмировал голос. — Хорошо. «Стартрек». Тебе никогда не приходило в голову, что герои этого сериала сделали во вселенной столько добрых дел, что им полгалактики должны по гроб жизни? Что за время, пока идет сериал, они должны были прокачаться до полного всемогущества?

— Ну…

— Создатели сериала этот аспект игнорируют. Как ты предлагаешь игнорировать его в реальной жизни? Как вообще можно игнорировать прогресс?

— Ну…

— Тебе надо отвыкать от использования частицы «ну».

Ромка вздохнул.

— Ладно, — признался он. — Вы меня запутали. Я сдаюсь. Объясните, чем власть кланов лучше.

— Она не лучше. Просто магия позволяет человеку сколько угодно совершенствоваться лично, не меняя при этом общества. Человек свободен. Общество не развивается.

— И это хорошо? — удивился Ромка.

— Да. Потому что любое развитие ведет к сингулярности.

— Э…

— Например, к созданию искусственного разума. И к последующей войне. И к ситуации, когда разработки этого разума людям недоступны, а для того, чтобы люди их понимали, они должны перестать быть людьми.

— Но… Ну, так же нельзя — без перемен!

— Можно.

— Ну… Кончатся полезные ископаемые…

— Магия помогает восстанавливать месторождения. — Серебряные колокольчики зашелестели, изображая, видимо, вздох.

— Мы действительно изучили все возможности. И все они ведут или к деградации, или к самоуничтожению. Кроме этой. И даже Великие кланы нужны. Для полноты картины, если так можно выразиться. Ты будешь смеяться, но они стабилизируют ситуацию. Основное насилие происходит между ними, остальные же, кто помельче, получают шанс избежать глобальных войн. Так-то.

Некоторое время Ромка молча смотрел на долину. Вдали занимался восход, и между остроконечными пиками, там, внизу, висела в воздухе туманная дымка. Картина больше не была иллюзорной, как раньше, при свете луны, наоборот, теперь она излучала мощь, совершенно чуждую человеку, но все равно прекрасную.

— Хорошо, — сказал Ромка. — Ладно. Пусть магия. Но людям-то вы почему не помогаете?

— Ты же читал Стругацких, — отозвался голос. — Беседа Руматы с Будахом…

— Румата не был Богом! — возразил Ромка. — Он только думал, что он Бог. А вы…

— Ладно, попробуем объяснить, — прошелестел серебряный голос. — Вот в селе неурожай. Мы даем им продовольствие. Что будет?

— Все будут сыты, — подумав, сказал Ромка.

— И никто не будет работать.

— Ну… Давайте только тем, кто в беде…

— И люди перестанут избегать беду, зная, что из беды их вытащат. И станут слабее. И бедой для них станет то, с чем их предки могли справиться. И вскоре даже обычный дождь станет для них катастрофой. Так?

— Ну… То есть, — Ромка поймал себя на том, что опять «нукает», и рассердился, — есть же ситуации вроде моей. Когда человек не виноват, и помощь его не… Это… Не испортит.

— Допустим, ты будешь знать, что Маятник доставит тебя домой целым. Как изменится твое поведение? Только честно?

Ромка честно попытался понять, как изменится его поведение, если ему обещают жизнь.

— Вы хотите сказать, — начал он возмущенно, — что я струшу, забьюсь в угол и плюну на Рысь с ее планами… мирового господства? Так вот, я не трус. И никуда забиваться не буду.

— И передашь Лару контроль над телом, как обещал?

На этот раз Ромка молчал дольше.

— Передам, — сказал он наконец. — Я же обещал… Значит… Значит, так и так конец. И без Маятника, и с Маятником… Ох.

— Есть еще причины, — сказал голос. — Мы уважаем свободную волю людей. И стараемся не влиять на их выбор. Пусть даже ты такой герой и все равно сделаешь, как обещал. Но как насчет других?

— Каких других? — не понял Ромка.

— Если помогать тебе, то почему только тебе одному?

— А… Понятно.

— И кстати, когда ты будешь общаться с Ларом, ты по-прежнему будешь относиться к нему как к другу и наставнику? Зная, что, может быть, это из-за него ты не вернешься домой? Из-за данного слова?

— Это нечестно!

— Да. Жизнь вообще не очень честная штука.

Они снова помолчали. Солнце уже поднялось над горизонтом, и скалы внизу отбрасывали длинные тени. Туман распался на полосы, и видно было, как он течет. Рассветное солнце окрашивало его красным, и скалы были красными тоже.

— Вы можете сделать, чтобы я забыл этот разговор? — спросил, наконец, Ромка. — Ну, когда вернусь к Лару?

— Ты его забудешь.

— Хорошо. — Ромка вытер глаза рукавом. — Спасибо.

— И если уж начистоту, то мы и так не вернули бы тебя домой, дело тут не в Ларе.

— Я понял. Дело в том, что люди… Ну, короче, я понял… А исключений вы не делаете.

— Хорошо.

— А если так, то, может, пусть я все помню?