– Познакомились мы вчера у моего приятеля. Я у него временно проживаю. Вкусно поужинали, потанцевали и отправились спать. Ольге досталась моя спальня, а я прекрасно выспался на диване в гостиной. Вот… пожалуй, и всё. А что вас, Карл Гансович, ещё интересует?
Иван, глядя прямо в колючие глаза, тоже подался вперёд на стуле. Потому как решил, что если расстояние между ними будет небольшое, то сильного удара у Фаншеля не получится. Кажется, грозный папочка подумал так же, кисло улыбнулся и начал с угрозой:
– Если ты мою дочь обидишь…
Договорить он не успел. В наэлектризованную атмосферу вернулась хозяйка квартиры. С бутылкой коньяка в руке и с беспокойством в глазах. Быстро переводя взгляд с одного мужчины на другого, она почти подбежала к стойке и поставила коньяк между ними. А потом пальчиком постучала по напряжённому плечу отца:
– А где мама?
Тот расслабился, откинулся назад и вернул на лицо нейтральное выражение:
– Недавно звонила, говорила, что скоро будет.
Иван еле сдержался, чтобы не ощупать так и оставшуюся несвёрнутой шею и демонстративно повернулся к девушке:
– Не слишком ли я засиделся у тебя?
Та с пониманием и иронией покосилась на отца и ответила возмущённым вопросом:
– А что, ночевать у меня передумал?
Иван ответил с не меньшим возмущением:
– Если придётся всю ночь готовить кофе, какая же это ночёвка?
Карл Гансович, хоть и хмурился да метал взгляды-молнии, пытался быть спокойным:
– Я долго не засижусь. – Он взглянул на Ивана: – Коньяк есть, дело за тобой.
– Да нет проблем! – Иван вскочил со стула и бросился набирать воду в электрочайник.
Делая кофе с коньяком, он по ходу давал краткие пояснения, рассказывал анекдоты и выдавал крылатые фразы, которые стадом бизонов ринулись из закромов памяти. И ему удалось разрядить атмосферу.
Когда пили вторую порцию, входная дверь открылась и в квартиру вошла женщина.
– Мама! – Ольга встала и направилась к ней. Чмокнула в щёчку, задержала губы возле её уха.
– О! Нас становится всё больше, – заметил Карл Гансович.
– Ароматы разносятся по всему дому, – сказала женщина. – Меня угостят? И познакомят с профессионалом? Потому что моя дочь точно такой напиток делать не умеет.
– Уже умею! – заявила Ольга и провела обряд знакомства: – Мама, это – Ванюша. Ванюша, это – моя мама, Лариса Андреевна.
– Можно без отчества, просто Лариса! – кокетливо пропела женщина и села на стул.
Несмотря на свою неподкованность в вопросах киноискусства, Загралов узнал довольно известную актрису. И даже вспомнил её фамилию.
– Очень приятно познакомиться! – расплылся он в улыбке. – В жизни вы еще красивее, чем на экране.
– Спасибо!
Он начал готовить очередную порцию карахийо.
– Как интересно! – воскликнула мать Ольги. – И как это называется?
Пришлось и ей прочитать лекцию об истории и методике приготовления.
А Лариса Андреевна в ответ, словно доброму знакомому, рассказала несколько эпизодов из «закулисной» жизни. Она явно никуда не спешила, игнорируя мимику дочери и намёки взглядами. Наверное, и на ушко ей Ольга прошептала «уведи папу поскорей!», да только у знаменитой актрисы имелось своё мнение на этот счёт.
Ну и, конечно же, мама ещё более придирчивым взглядом прошлась по одежде Загралова. И скорей всего осталась не в восторге. После чего перешла к самым разнообразным вопросам. То спросит, любит ли он море. То поинтересуется, в каком именно ресторане работал покойный дедушка, о котором успела узнать чуть ли не сразу. То вдруг с восторгом заявит о любимой ею сирени и поинтересуется: «А вам, Иван, какие цветы нравятся?»
Отец семейства свою третью порцию карахийо пить не стал, и когда его жена потребовала: «Хочу ещё!» – просто молча пододвинул к ней свою чашечку. Судя по нетронутому напитку Ольги, она собиралась поступить точно так же. При этом что Карл Гансович, что Ольга старались не проронить лишнего слова, словно опасаясь нового всплеска словесной активности Ларисы Андреевны.
«Чего она от меня хочет?» – недоумевал Иван.
Кажется, его ответы произвели на Ларису Андреевну вполне благоприятное впечатление. Допив порцию своего супруга, она вдруг спохватилась и встала:
– Что-то мы засиделись, Карл! Спасибо за угощение. До свидания! – Она взяла мужа под локоть с таким видом, словно иначе и передвигаться не сможет. – Ох! Я так сегодня устала…
Такое утверждение ну никак не вязалось с её бравым видом и блестящими глазами. Чувствовалось, что, будь компания иная, она бы и до утра просидела, попивая коньяк и болтая безостановочно. Бедный швед притворялся, что всё идет, как спланировал он. Рука его дёрнулась было к Ивану для рукопожатия, но он удержался и вместо этого пригладил волосы. Зато оставил последнее слово за собой. Так сказать, вместо прощания:
– Надеюсь, что мы ещё встретимся.
Именно эта двусмысленная фраза подсказала Загралову дальнейшую линию поведения.
Закрывшая за родителями дверь Ольга облегчённо и шумно вздохнула, забрала полотенце с вешалки и, подойдя к Ивану вплотную, игриво заглянула ему в глаза:
– Ты как?
– Фатально! – выдал он с самым мрачным и убитым видом, на который только был способен. – После такого нервного стресса меня можно сразу уносить на кладбище.
Девушка не на шутку взволновалась:
– Что случилось? Отец тебе угрожал?
– Хуже… У меня полное нервное расстройство… Я никак не ожидал, что здесь кто-то будет, а твои родители живут по соседству…
Кажется, она поняла, в чём дело:
– Не переживай, всё будет хорошо…
– Да я и не переживаю. Просто знаю себя и уверен в своих предположениях, чем всё закончится. Вернее, не закончится…
Естественно, что Ольга от такого заявления стала сердиться и повела себя как собственница. Ткнула ему полотенце в руки и приказным тоном распорядилась:
– Отправляйся в ванную! Потом разберёмся, что к чему, и сам увидишь, как неуместны твои опасения.
Загралов подчинился. Разделся, погрузился в бурлящую, пенящуюся воду и попытался отыскать в себе хоть какие-то признаки влечения. И не нашел…
Ольга Фаншель была не из тех, кто станет ждать милостей от мужчины. Не прошло и пяти минут, как она заявилась в ванную. Правда, не обнажённая, а по грудь завернувшись в полотенце, и с таким видом, словно зашла не в тот вагон.
Заметив некоторую неуверенность у неё на лице, а потом и мастерски разыгранное смущение, Загралов поспешил подыграть: