Ноги одеревенели, но доктор не расслаблялся. Зараза, которую они каленым железом прогнали с Марса, грозила свалиться на голову волной очередной пандемии. Через лабораторию… Дальше и дальше – на стук, на шум возни, на запах хозяина, который крепчал с каждым шагом. За аркой – очередная лаборатория…
А там еще один экспонат, от которого – мурашки по коже. Круглая плита из угольно-черного материала. Широкая: на ней поместился бы взрослый, даже если бы раскинул руки и ноги. Высотой Рудину до бедра. На полу валялись потертые ремни с петлями. Над плитой нависали семь колец одинакового с ней диаметра. Поднимались к своду кабеля в металлизированной оплетке, а под сводом ветвилась система балок и консолей, похожих на насесты.
Рудин протер лицо и лысину. Впрочем, крупные капли пота тут же выступили снова. В черной плите он увидел свое отражение…
Капитана И. К. Германа зафиксировали на плите: руки и ноги – в эластичные ремни с петлями, еще два ремня – поперек туловища, и один – поперек лба. Иоганн Карлович был без чувств, его больное сердце судорожно колотилось, захлебываясь и отфыркиваясь кровью. Он и на Земле страдал артериальной гипертензией, на Марсе же, в иных физических условиях, он был попросту обречен… То что, с ним сделали хозяева, напоминало скорее обряд дьяволопоклонников, вопиющее святотатство, чем научный эксперимент.
Боги-насекомые дотошно изучали людей. Причем предметом их любопытства были не только тела из плоти и крови. Они вынули из капитана его суть, его я, его, если угодно, душу, переведенную в последовательность электрических импульсов. Без зазрений совести пропустили изъятое по проводам, заперли в одном из безликих агрегатов. Поскольку хозяева изучали людей (и, вероятно, рабов иных биологических видов), подселяя симбионтов соответствующего типа, то для «души» И. К. Германа был выбран соглядатай, которого боги-насекомые с несвойственным им трепетом называли Светоносным. Что он из себя представлял? Скорее всего, сгусток энергии, сродни капитанской «душе»…
Но чистота эксперимента оказалась нарушена: вмешались те, кого хозяева считали лишь тенями, населяющими ветхую информационно-исполнительную систему, – как-никак пещерный комплекс принадлежал им, а боги-насекомые были не более чем нерадивыми «квартирантами». Капитан, связанный в одно целое со Светоносным, перекочевал в древнюю сеть, поселился в электромагнитной среде «зазеркалья».
Так началась история dues ex machine – «призрака» капитана первого ранга И. К. Германа, которому выпало продолжить жизнь внутри системы, охватывающей всю планету. И не просто жить, а внести свою лепту в войну, что затеяла команда «Кречета» против богов-насекомых.
И сегодня этой истории суждено было завершиться. Сгусток информации, чудной гибрид из капитанской сущности и частицы хозяина, навсегда покинул систему. Теперь он обитал в пассивном состоянии в любезно предоставленных доктором нейронах его мозга.
Рудину предстояло сойтись лицом к лицу не с обычным хозяином – чужепланетником злобным, жестоким, но, как полагается насекомому, весьма ограниченным и не гибким на умишко. К Дому присоединился человек. Причем человек безусловно опасный, – в этом уверяла Рудина Ева, а правоту Евы подтверждал сам И. К. Герман. Психопат в многоглазой «шубе» хозяина… способный превратить кого угодно в пускающего слюни болвана благодатью святого Ипата. Разрозненные части хозяина, всесторонне изучившие людей… а в основе биологической конструкции – человек. Точнее, уже не человек, а муравьиный лев: душегуб, отыскавший смысл своей поганой жизни в умерщвлении себе подобных.
…Рудин крякнул, вскинул руку с револьвером: ему показалось, что у входа в следующую пещеру показался на миг уродливый силуэт хозяина. Сквозняк донес запах кислоты и сырых дрожжей. Заурчал закрепленный на стене агрегат. Что-то приглушенно звякнуло возле операционного стола. Рудин поспешно развернулся и увидел, как катится по столешнице пустая пробирка.
Доктор сделал осторожный шаг, ощущая, как мерзко подергивается от тика глаз и щека. Затем еще один шаг, и еще…
Он был в покинутой лаборатории сам. Лишь колыхалось размытое отражение в черном зеркале дьявольской машины для извлечения душ.
Следующая пещера и очередная лаборатория…
Под подошвами сапог захрустело какое-то коричневое крошево. От запаха хозяина было некуда деваться. Рудин ощутил наплыв первобытного ужаса – это включился приобретенный с первых дней на Марсе рефлекс. Усилием воли он подавил малодушное желание упасть на четвереньки и поползти прочь, жалобно поскуливая… Было дело, в присутствии хозяев теряли головы и мочили себе штаны, но канули в Лету те богом проклятые времена. Только револьвер плясал в руках, словно стал одушевленным, только не попасть теперь и с двух шагов в зловонную тушу бога-насекомого.
Обгоревший каркас… Вокруг – серые «коровьи» лепешки застывшего металла и пластика. Ага! На этом месте должен был стоять очередной операционный стол. А теперь не стоит…
За каркасом виднеются чьи-то ноги в разбитых сапогах.
Святой Ипат лежит на спине, вцепившись скрюченными пальцами в горло так, что первые фаланги вошли в мышцы. Рот монаха распахнут в немом вопле, на губах и во всклоченной бороде темнеют сгустки запекшейся крови. Ипат глядит на свод белками закатанных глаз.
Рудин шмыгнул носом, потер ладонью над верхней губой. Затем вздохнул и перекрестился.
Вернулся ли к горемычному монаху перед смертью разум? Или он отдал богу душу, оставаясь юродивым? Трудно сказать, как было бы лучше…
Огненная струя ударила от противоположной стены – из-за машины, похожей на повесившего три костистых головы Змея Горыныча. Дуга кипящей плазмы повисла над лабораторией. Заревело, забесновалось пламя, подпрыгнуло фонтаном и опалило свод. Вскипели препараты, заключенные в тесных объемах химической посуды; на столах и этажерках загрохотало захлебывающимися пулеметными очередями, засвистели осколки. А хозяин жег, не жалея энергии; точно намеревался превратить пришельца в золу, а вместе с ним – и половину лаборатории.
Рудин повалился на труп святого Ипата. Прижал к своему лицу ладонь: в левом глазу засела острая боль, ладонь мгновенно стала мокрой и липкой. Кое-как переполз за приземистый агрегат, от которого отходило множество кабелей. Оторвал руку от лица, с грехом пополам сфокусировал взгляд. Его немного успокоило, что крови на ладони с гулькин нос. Глаз тоже был на месте и вытекать, по крайней мере пока, не собирался.
Над агрегатом скользнула струя огня. Толстенные кабели скрутило, точно ивовые ветви на углях костра. Поток искр обрушился на доктора, прожигая одежду, прожигая кожу, впиваясь в мышцы. Рудин, кусая губы, стащил с себя тужурку, накрылся ею с головой. По одежде Ипата заметались огненные языки, восковый лик марсианского «святого» потемнел, как будто в приступе праведного гнева. А потом пламя лишило монаха человеческого обличия одним медвежьим поцелуем.
Наконец, хозяин угомонился, плазменная струя иссякла. Лабораторию тут же заволокло дымом.