И вот тут дала о себе знать конструкторская школа. Вертолет, прозванный «Оборотнем» – на самом деле его название было «М-40» – разрабатывался русскими конструкторами, а русская оружейная конструкторская школа во многом отличалась от других. На нее большое влияние оказала длительная, шедшая более сорока лет вялотекущая война по замирению Восточных территорий. Вертолеты появились к самому ее концу, возможно, они, еще тогда несовершенные, сыграли одну из ключевых ролей в окончательном замирении Востока. С тех самых времен русская техника отличалась мощным бронированием и повышенной стойкостью к огневому поражению противником. Если в тех же САСШ больше внимания уделяли электронике и информационным технологиям – то русская техника была более простой, дешевой, неприхотливой и вместе с тем обладала мощным вооружением и более серьезным бронированием.
Вот и на этом вертолете спаренную пилотскую кабину защищало вдвое большее количество брони, чем на американском аналоге, титаном были прикрыты и уязвимые места вертолета – двигатели и хвостовой винт. Но этого оказалось недостаточным.
Приборная панель пораженного вертолета вспыхнула красным разноцветьем контрольных ламп, вертолет повело в сторону и вниз. Это было опасно – до земли было метров тридцать. Но вертолет создавался в том числе и в расчете на такие ситуации. Сейчас аварийные системы сработали как надо.
Осколки ракеты изрешетили левый двигатель, несколько осколков перебили лопатки турбины. Несущему винту тоже досталось – но композитные лопасти выдерживали даже попадание снарядов мелкокалиберной пушки, осколки боеголовки ракеты сколь-либо существенного вреда им причинить не смогли. Пораженный двигатель пошел вразнос, калеча разлетающимися лопатками турбины сам себя и другие агрегаты вертолета. Второй рабочий двигатель располагался на другом боку вертолета, система управления вертолетом автоматически распознала чрезвычайную ситуацию и начала, не дожидаясь команд летчика, бороться за живучесть вертолета. Поврежденный двигатель был остановлен в аварийном режиме, сразу же сработала система пожаротушения, выбросив во внутренности искалеченного двигателя белый порошок, погасивший разгорающийся пожар. Одновременно правый двигатель вышел на чрезвычайную мощность и удержал-таки тяжелую машину от смертельного контакта с землей.
– Первый, я Второй. На связь!
– На связи! – Пилот Оборотня-один боролся с рычагами, выравнивая машину
– Оборотень-два всем! Оборотень-один подбит ракетой! Наблюдаю дым в области левого двигателя!
– Барс-один, Оборотням садиться на любой удобной площадке!
Еще бы найти эту самую, удобную, площадку в горах.
– Барс-один Оборотням! По карте в километре отсюда на юг есть автострада, ширины должно хватить. Если сможете дотянуть – садитесь там!
– Дотянем…
– Барсу-четыре разведать и обозначить посадочную площадку!
– Принял!
Древние валуны, многие из которых лежали тут на протяжении сотен лет, безмолвно наблюдали за разворачивающейся драмой. Люди, армии, страны и империи приходили и уходили в небытие – а они были вечны, как вечна эта земля, они были безмолвными стражами самой истории. Они видели и людей – разных людей. Глупых и мудрецов, трусов и храбрецов, правдивых и лжецов, они видели всяких. За время, пока тут жил человек, эти валуны не раз окропляла горячая кровь – и сейчас они не прочь были вновь ее попробовать…
Сели на удивление нормально, если учитывать обстоятельства. Ночью по этой трассе почти не ездили машины, а экипаж первого вертолета, убедившись в том, что посадочная площадка безопасна и пригодна для посадки, пролетел над выбранным участком трассы и обозначил его зелеными химическими источниками света. Так и садились – один вертолет за другим, благо уклон трассы тут не был крутым. Последним сел вертолет с Барсом-один, командиром первого батальона майором Мадаевым.
– Капитан Куришвили, боевое охранение! Первая рота остается у вертолетов, остальные занимают господствующие высоты, обеспечивают периметр! Связь с Рубином. Быстрее!
Для связи на батальонном уровне использовались спутниковые телефоны, для их работы на орбите были развернуты спутники системы «Гонец».
Петербург, оперативный дежурный Генерального штаба, работавший под позывным «Рубин», ответил почти сразу, потому что все станции, работающие под позывным «Барс», стояли в приоритете.
– Рубин, я Барс-один. Нахожусь в заданном квадрате, разведку объекта произвел. Объект частично разрушен, периметр прорван. На объекте находятся агрессоры, обстрелян из ПЗРК, поврежден один вертолет. Потерь в личном составе не имею. Прошу разрешения на проведение операции по освобождению объекта! Прием!
– Барс-один отрицательно, операцию по освобождению проводить запрещено. Приказано скрытно занять наблюдательные позиции, приступить к наблюдению, выяснить численность и вооружение захватившей объект группы. Докладывать каждый час! К объекту ближе чем на пятьсот метров не приближаться! Как поняли, подтвердите! Прием!
Майор Мадаев не мог поверить услышанному. Российская империя никогда не торговалась с террористами и никогда не шла ни на какие уступки. Сейчас наверняка группа террористов еще не успела как следует укрепиться на объекте и все заминировать. Поэтому штурмовать надо было прямо сейчас, с ходу, потом будет намного сложнее. Но приказ есть приказ.
– Вас понял, Рубин, к объекту не приближаюсь более чем на пятьсот метров, веду наблюдение, докладываю каждый час. Прием!
– Верно, конец связи.
Совсем наверху охренели…
Слава Аллаху, стоянка грузовиков на Большом кольце еще не проснулась и полицейские ищейки на нее не совались. Да если бы сунулись – нужно было бы обладать железобетонным чувством долга, чтобы тщательно проверить все стоящие на этой стоянке машины – без малого две сотни. Или иметь точную информацию – какие именно искать. Но точной информации у русских не было – и быть не могло. У них была только та информация, которую им дали британцы…
Микроавтобус подрулил к нужному месту, затормозил, прикрывшись здоровенным бортом фуры, везшей, судя по надписям, мясо. Первой из машины вышла Мария, вскинула руки в условном знаке, показывая, что все нормально и она не находится под контролем русских. Вдалеке, метрах в двадцати, мигнули фары одного из небольших грузовиков – один-два-один. Все в норме…
Командир британской спецгруппы – этот этап операции он решил проконтролировать лично, ибо он был одним из немногих, на котором возможен был непредсказуемый срыв, – вышел из своей машины, подошел к Александру. Мария была занята – она рассаживала шахидов по машинам, успокаивала, говорила напутственные слова. Из всех здесь присутствующих наиболее сильным гипнотизером и специалистом по суггестии [150] была именно она, поэтому и работу эту должна была сделать именно она. Александру оставалось только смотреть – он был гипнотизером среднего уровня и отвечал здесь, скорее, за организационные аспекты.