Да и у русских были такие же проблемы – точно так же в хвосте каждого их «Тайфуна» следовала североамериканская подводная лодка-охотник. Получалось, что державы выбрасывали каждый год миллиарды на бесполезные игрушки. Просто, если у русских есть двенадцать таких лодок – значит, и у нас должно быть не меньше.
Рано или поздно должен был возникнуть вопрос – а зачем вообще нужен такой подводный флот? Не лучше ли потратить деньги на что-то иное, если войны нет и не предвидится, а имеющиеся лодки в мирное время все равно бесполезны. Вопрос такой был задан – и ответ был найден.
Помимо задач ядерного сдерживания существует много других задач, в том числе в мирное время. Практически единственными частями и русского флота, и британского, и флота САСШ, которые реально выполняли боевые задачи, а не красовались друг перед другом, были войска специального назначения ВМФ. Боевые пловцы. Задачи у них были самые разные, но суть оставалась одна – скрытно выйти на берег и провести разведку, а возможно – и диверсию, операцию по уничтожению. И вот тогда умным людям в Норфолке пришла гениальная идея: а почему бы не переоборудовать несколько лодок в платформы поддержки специальных операций – вооружить их крылатыми ракетами «Томагавк» и оборудовать для длительного пребывания на них групп спецназа. В этом случае рисунок операции, которую бы могла выполнить такая лодка, выглядит так – спецназ скрытно выходит на берег, производит разведку целей. Если может уничтожить – уничтожает самостоятельно, если нет – помечает цели, а лодка скрытно, из подводного положения запускает по ним «Томагавки» в обычном или ядерном исполнении. Такая лодка может и просто поддерживать разведоперации на берегу, не обязательно стрелять «Томагавками». Но если «Томагавки» вдруг понадобятся – они будут.
Из переоборудованных лодок ракетоносцы класса «Огайо» были самыми большими – длина сто семьдесят метров, водоизмещение около семнадцати тысяч тонн. На переоборудованной лодке могли находиться длительное время шестьдесят шесть бойцов спецназа ВМФ со всем снаряжением, также лодка несла сто пятьдесят четыре «Томагавка», два подводных носителя спецназа типа ASDS, систему противоминной обороны, четыре торпедных аппарата калибра 533 миллиметра и два крупнокалиберных пулемета на всякий случай. Можно было также нести систему постановки мин, но обычно ее не ставили. Во флоте САСШ такая лодка была самой крупной из тех, что поддерживала боевых пловцов. Русские, как обычно, увлеклись гигантизмом – они также переоборудовали для таких целей лодки – но не четыре, а всего три. Зато каких – их лодки класса «Акула» были на шестьдесят метров длиннее, несли двести сорок тактических ракет и могли вместить до ста спецназовцев. Зато лодок, подобных «Сивульфу», у них пока не было – кроме «Акул», русский подводный спецназ пользовался небольшими сверхбесшумными дизельными подводными лодками класса «Амур».
Но какова бы ни была лодка – аналитики в Норфолке рассчитали, что через три эшелона системы «Цепь» незаметно ей не пройти, поднимется тревога. Нужно было новое, нестандартное решение, позволяющее обмануть русских. И такое решение было найдено.
Спешно из двух крупных танкеров в сухом доке создали корабли-матки. Носители подводных лодок. Уже в море подводная лодка цеплялась к танкеру, глушила до минимума реактор, выключала все системы – и становилась своего рода тенью. А танкер, идущий по обычному маршруту, не вызывающий подозрений у русских, тащил ее прямо над датчиками «Цепи», которые опознавали объект как танкер и не реагировали на него. По крайней мере, рассчитали, что будет именно так, а как будет на самом деле, сумеет ли это обмануть русскую подводную линию обороны – не знал никто.
Сейчас до первого эшелона датчиков «Цепи» оставалось меньше морской мили, под брюхом идущего средним ходом танкера черной тенью замерла «Джорджия», в рубке которой ее командир нервно смотрел на часы. Рубка была освещена только красным аварийным светом, операторы молча сидели перед отключенными мониторами, а красные тени на лицах делали собравшихся в рубке похожими на чертей в аду. Усилием воли капитан первого ранга Гэри Сойстер заставлял себя не смотреть на единственный горящий экран, где показывалась температура активной зоны реактора.
– Первый рубеж «Цепи» через три минуты… – шепнул на ухо капитану первый помощник, коммандер Мичам.
– Температура? – не оглядываясь, также шепотом спросил капитан.
– Минус триста двадцать семь, растет.
Минус триста двадцать семь – это не свидетельствовало о том, что активная зона реактора замерзла как сосулька. Это всего лишь говорило о том, что от ядерного апокалипсиса на глубине, когда даже работающий на минимальном ходу реактор пойдет вразнос, их отделяло всего триста двадцать семь градусов.
Лодка как будто плыла по реке мертвых, по Стиксу. Обычно на посту горел свет, каждый был занят своим делом – а сейчас, когда ничего не работало, а люди сидели молча, освещенные зловещими красными всполохами, капитану Сойстеру казалось, что они плывут прямиком в ад.
Все равно, что-то надо делать… Капитан сделал пару шагов, осторожно, чтобы не нашуметь, подошел к специалисту – реакторщику Эдмунду Торну, который единственный из находящихся в рубке серьезно разбирался в реакторах.
– А еще поглотителей [130] туда нельзя?
– Нельзя, – шепотом ответил Торн. – Реактор сразу же заглохнет.
Черт, черт, черт…
Капитан мельком бросил взгляд на шкалу, показывающую рост температуры активной зоны реактора. Лучше бы он этого не делал.
– Прошли первую линию датчиков.
– Температура?
– Минус двести шестьдесят один, повышается.
Капитан знал, что температура растет не по линейной, а по экспоненте.
– Давайте добавим еще стержней…
– Если реактор заглохнет…
– А если реактор взорвется – то от нас и пепла не останется, понял ты, умный сукин сын!
С раздраженным видом Торн повернулся, чтобы что-то ответить, но потом махнул рукой, взялся за микрофон, переключился на реакторный отсек…
– Добавить еще четыре стержня… Да знаю, знаю… Дай на монитор картинку по реактору…
Зажегся еще один монитор, на котором отображалось состояние реактора, в частности – выдаваемая им мощность.
– Мощность падает… – словно ни к кому не обращаясь, вымолвил Торн…