Если предположить, что либо Воронцов, либо Кузнецов солгали насчет истинных целей своего предприятия – отстрела лидеров Аль-Каиды без суда и следствия, – то ведь все вставало на свои места. И механизм провокации, и ее последствия.
Искра – это действия Воронцова или Кузнецова в Бейруте. Они одного за другим убирают людей, вовлеченных в деятельность исламского террористического подполья, все ближе подбираясь к его руководителям. Вполне возможно, что финалом и станет уничтожение кого-то из руководителей Аль-Каиды. Бессудная расправа над мусульманскими религиозными лидерами, что вызовет волну народного гнева и выведет народ на улицы. Похороны погибших могут превратиться в восстание….
Гирман и продвинул эту идею. Гирман и Путилов, ведь именно Путилов предложил казнить боевиков и их лидеров без суда и следствия. Путилов продвинул по своим каналам, Гирман по своим – через тех же Кузнецова или Воронцова.
А как только начнется – тут и британские войска подоспеют, которые концентрируются совсем неподалеку.
И теперь эта Казань. Конгресс-центр, соревнования чтецов Корана. Совсем новая, не укладывающаяся в картину информация.
Стоп, стоп, стоп.
Опять не складывается. Даже первоначальная картинка.
С чего это убитые лидеры Аль-Каиды станут религиозными авторитетами? Мулла Джималь? Так его уже прославили, люди плюются при упоминании его имени. С чего бы обычному, законопослушному, исповедующему ислам гражданину выходить на улицу по поводу расправы над террористами, терроризирующими весь регион. Если он и выйдет – так только для того, чтобы воздать хвалу властям, избавившим город от постоянного страха, а как избавившим – неважно! Главное, что избавившим. Да, выйдет на улицу процентов десять населения – те, кто всегда поддерживал сепаратистов. Хватит ли этого? Нет!
А с чего британцы вдруг направят свои войска, решатся на прямую поддержку мятежников, ведь сил у них явно меньше, даже сравнивать глупо.
Не сходится.
Значит, либо есть что-то еще, что-то, чего он не знает. Либо вся конструкция заговора, которую он придумал, не имеет ничего общего с действительностью и заговор кроется совсем в другом месте, например – в той же Казани. Возможно, Бейрут и то, что в нем происходит, – это всего лишь маневр, отвлекающий от истинного направления удара.
А решение принимать надо. Сейчас. Цакая чувствовал, не понимал, а именно чувствовал, хотя и говорил, что чувства не основание для принятия решений, а все равно чувствовал, что решение надо принимать сейчас.
И он его принял.
– Готовьте самолет, Павел Порфирьевич. Возьмите аналитиков и силовую группу человек сорок. Вылет сегодня ночью, направление – Бейрут. Также передайте в Казань, пусть усилят режим безопасности на этих соревнованиях чтецов Корана и вообще в городе. Максимально усилят, насколько возможно. Если нужно – пусть собачатся с Духовным управлением, пусть вводят «Огненную завесу» своим решением, я потом санкционирую задним числом. И передайте в Бейрут срочной телефонограммой за моей подписью – найти и задержать Кузнецова и Воронцова до выяснения.
– За ночь я персонал не соберу, – сказал Ковалев, – дежурная группа есть, а аналитиков удастся собрать только с утра. Раньше утра не получится, Каха Несторович.
– Тогда с утра. Но самое главное – задержать Кузнецова и Воронцова. Любой ценой!
Многоопытный товарищ министра внутренних дел на сей раз ошибся. Пытаясь выстроить логическую цепь из тех фактов, что были в его распоряжении, он априори предполагал, что все факты взаимосвязаны между собой. Именно поэтому он предположил, что Кузнецов и Воронцов, либо один из них, либо оба сразу, вольно или невольно работают на британскую разведку. В то, что реализуемая в Бейруте операция действительно является предложением князя Воронцова, он не поверил, слишком много фактов было против этого. Поэтому товарищ министра и предположил, что провокация будет прежде всего в Бейруте, а не в Казани. Это и была та самая ошибка, которая привела к тяжелейшим последствиям…
То, что Юлии нет, я понял не сразу. Надо было обыскать тех, кого я застрелил в коридоре. Трое, все трое по виду арабы. У одного какая-то тяжелая, похожая на кистень цепь, у одного – дешевый американский револьвер, у третьего – резинострел, который продается по паспорту, с шестнадцати лет. Естественно, ни у одного нет документов, в кармане – какая-то мелочь.
В дверь постучали, я машинально положил руку на рукоять пистолета.
– Можно войти, князь? – послышалось за дверью.
Знакомый голос.
– Извольте! – крикнул в ответ я.
Как на светском приеме…
Иван Иванович осторожно открыл дверь, вошел. Хмыкнул, глядя на распростертые под ногами тела и намокший от крови ковер.
– Хоть одного, наверное, можно было живым?
– Нельзя! – отрезал я. – Они вошли втроем, света не было, какое у них оружие, я не видел. В этих условиях любое промедление может скверно кончиться. Или я, или они – тут третьего не дано. Да и учили меня стрелять так, что сразу – и наповал.
– Хорошо учат в морских училищах… – с какой-то иронией заметил Кузнецов.
– Жаловаться не приходится.
– А где ваша дама? Вы с ней объяснились?
Объяснился…
– Я хочу, чтобы она покинула страну, – твердо сказал я. – Опасности она мне не представляет, крови на ней нет.
– Вы много хотите, господин Воронцов. На ней висит обвинение в шпионаже.
– Труднодоказуемое.
А где, в самом деле, она…
– Юлия!
Ответа не было.
Я прошел к двери в ванную, постучал.
Дверь была заперта.
Замок поддался с первого же удара, хотя коридор был узким, но ударил как надо – замок вылетел с хрустом, дверь ушла внутрь…
– Дура! Сука, дура проклятая!
Я плохо помню те мгновения. Описать их и вовсе невозможно. Первое, что я сделал, – с размаху хлестанул ее по щеке, просто чтобы она открыла глаза. Голова бессильно дернулась.
Дура…
Оцепенение длилось секунду, две – не больше. Потом – потом сработали инстинкты. Те самые, которые вбивали нам в голову в Санкт-Петербургском нахимовском. В бою думать некогда – все действия, в том числе и оказание первой помощи раненому, должны быть инстинктивными, вбитыми в подкорку. Думать в бою некогда.
Любой разведчик-диверсант всегда носит в кармане несколько метров тонкой, но прочной веревки. Всегда найдется там и нож, пусть небольшой, складной, но все же. Первым делом нужно остановить кровотечение – любой ценой, без крови человек умирает. Сколько точно она потеряла крови, я не знал, но видел – много.