Туман войны | Страница: 33

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Западный мир исповедует крайний индивидуализм: толкни слабого — стань сильнее. Мы же предлагаем отличную от их собственной систему ценностей. Согласно ей, человек человеку не волк, а друг, товарищ и брат. И все делается прежде всего в расчете на общество в целом, в результате чего блага доходят до каждого конкретного индивидуума. Запад тоже скоро придет к пониманию, что такой способ управления — благо для всех: и для тех, кто правит, и для тех, кто подчиняется. Но на Западе вряд ли смогут принять такое положение вещей и вновь скатятся к олигархической диктатуре. Противостояние систем началось в тот самый момент, когда знамя Революции стало официальным символом России, а потом и Союза. Ресурсы нашей страны огромны, но мы почти все время воюем, даже если взять и царские времена. Остальной мир боится нас, оттенки у этого страха разные — от неприкрытого ужаса до брезгливого презрения. Неизменно лишь одно: нас хотят уничтожить как вид, чтобы и следа от нации не осталось, а была лишь земля на другом краю света, которую можно превратить в помойку.

Нет и не может быть мира, в котором Запад и Восток не попытались бы уничтожить друг друга, помни это, Василий. Единственный вариант для обеих систем — буферная зона и четкий раздел сфер влияния, но и это лишь временное решение, передышка, пока одна из сторон не решит, что получила преимущество перед другой. Антагонизм, вечный и неизбывный. Но покуда западные страны сами были слабы (англичане еще не оправились от мировой войны, а военная мощь Америки еще даже не начиналась), нужен был сильный человек, харизматичный лидер. Причем народ должен был быть обозлен на весь мир, лишен инстинкта самосохранения, чтобы захотеть воевать вопреки здравому смыслу. Не важно, с кем, но весьма важно, за что. Необходима была униженная нация, бредившая реваншем, ведь за корку хлеба голодный и отчаявшийся народ готов на многое. Месть чаще всего способствует обдумыванию способа, но никогда толком не позволяет просчитывать последствия. Конечный результат — вот самое слабое место реваншистов.

Все было продумано: немцы истребляют славян, славяне сопротивляются. А мудрые англосаксы вместе с «нейтралами» стоят в сторонке и возводят очи горе, не забывая снабжать обе воюющие стороны всем необходимым для взаимной резни. Но бесноватый лидер немецкой стороны стал кусать руку, кормящую его, и всерьез принялся за «посредников», пробуя играть самостоятельно. Вот тут-то и случились «второй фронт» и временный пакт о взаимопомощи. До этого были только слова и поленья «союзнической помощи», щедро подбрасываемые в костер конфликта. Другие договоренности оставались лишь на бумаге. Кончилось все скверно для игроков Консорциума: русские не только выиграли войну, но еще и стали сильней, чем были. Все попытки помешать СССР получить законное место в ряду сильнейших мировых держав успеха не имели. И вот теперь мы снова на позициях восемнадцатого года: «цивилизованный мир» против «большевистских орд». Пока мы сильны, так будет всегда, когда ослабнем — исчезнем бесследно, как и планируют стратеги Консорциума. Вот такая карусель получается, Василий Иванович…

…Северской вновь поднял глаза на своего теперешнего собеседника, сидевшего на том самом месте, что и полковник много лет назад. Воспоминания не повлияли на его восприятие услышанного.

— И что же говорит этот камень, есть результаты?

— Все как обычно: войны, катаклизмы. Для нашей страны перспективы не слишком радужны, но остальным в итоге придется еще хуже. Американцы влезут в большую войну в Азии, скорее всего это будет Вьетнам. Нам готовят ловушку в другом месте, но это будет не так позорно, как у янки, хотя Бон…

— Так, я понял, вы назвали новую э… вычислительную машину?

— Так точно, товарищ полковник. Но это не мы, он… Сам. — Лицо Возницына слегка вытянулось, видимо, он тоже не мог свыкнуться с мыслью, что в мире существуют говорящие камни.

— Это как?

— Машина начинает любое свое общение с некоей формы приветствия. Обычно это «Бон говорит» или «Бон видит». И, что самое главное, артефакт откликается, только если обратиться к нему по имени.

— Шут с ним, пусть будет кем хочет. На всякий случай не трогайте наших электронщиков, но запустите среди них слух, что у них есть конкуренты. Пусть стараются, всегда полезней иметь два источника информации, нежели доверяться одному.

— Есть запустить дезу, товарищ полковник!

— И вот еще что, капитан. — Северской поднялся и в три шага догнал у дверей молодого помощника. — Чувствую, мы с вами сработаемся, поэтому отныне без чинов, только по имени-отчеству, лады?

— Хорошо, Василий Иванович.

С тех пор прошло без малого тридцать лет, а они так и служили вместе. Для страны настали плохие времена: новый генсек ездил по миру с речами, повторяя, словно заклинание, зловещие в своей непостижимости термины: «новое мышление» — «гласность» — «перестройка». В его окружении появилось много агентов влияния, толкавших недалекого в своей жадности, простоватого ставропольского мужичка на фактическое предательство интересов страны. Ему потакали западные «либералы», жали руку и говорили, фальшиво скалясь фарфоровыми протезами в объективы теле — и фотокамер, о появлении чуть ли не нового русского мессии, способного примирить Запад с его врагом, иногда по старинке именуемым Московией.

Один за другим сворачивались перспективные проекты в оборонном ведомстве, срывались договоры по разоружению, когда генсек подписывал преступные по степени уступок соглашения с Западом. Падали, словно карточные домики, союзные СССР режимы в Латинской Америке, на африканском континенте и уже здесь, под самым боком, в щедро политой кровью советских солдат Европе. Худшие предсказания Бон сбывались: держава умирала, но Северской и Возницын, в отличие от безумцев, пытавшихся урвать друг у друга взбесившееся кормило власти, знали, что смута будет недолгой. Все, что требовалось от хранителей Склада, — это выиграть несколько месяцев и замести следы. Василий Иванович подтягивал кадры со всех концов Союза и из-за его пределов, готовил объект к частичной консервации. Предстояло скрыть, уберечь одно из главных вместилищ государственных секретов от алчных рук предателей, растаскивающих политое потом и кровью советских людей государство.

Кто и как сумел развалить, сбросить с шахматной доски мощнейшую державу, было понятно. Почти все, сказанное куратором, подтверждалось информацией, накопленной за годы работы в самом сердце государственной машины — в ее секретохранилище. Вот уже почти семьдесят лет агенты организации, объединяющей большинство крупнейших банков, концернов и корпораций, ищут брешь в обороне ненавистного им коммунистического режима. Они уже пытались сокрушить молодое советское государство с помощью военной силы, но, получив пинка, на время отступились. Потом были экономическая блокада и политический бойкот, однако снова потребность в русском золоте и хлебе пересилила острое желание Консорциума стереть с карты РСФСР. Потом была новая война, и вновь русские перехитрили всех, неожиданно оказавшись на самой вершине пищевой цепочки. В который уже раз Консорциум получил по рукам, тянущимся к горлу истекавшей кровью страны.

Теперь же они сменили тактику, пустив в ход средство, старое как мир и почти безотказное: подкуп. Само собой, всех купить не получилось, но крыса всегда прошмыгнет там, где забуксует самый современный танк. Вот уже последний неподкупный лидер страны убит, а на его место пришел невнятный старик, просто занимавший кресло генсека и через совсем непродолжительное время как-то незаметно сгинувший. А нынче трон занимает недалекий в своей алчности и жажде популярности плешивый человечек с приметным родимым пятном на голове. Ушли с ключевых постов последние стражи Империи — кто добровольно, а кого-то пришлось и устранить. И вот, ворота страны оказались открыты, а ее мощная армия разлагается изнутри, а гончие псы отравлены и крутятся на месте, потеряв след врага. Тихий решающий бросок на Восток в третьей по счету мировой войне начался.