— Это преувеличение, — сказал я скромно. — Вот и барон Альбрехт подтвердит.
Альбрехт сказал с готовностью:
— Его высочество говорит абсолютную правду! Оно и не думает захватывать весь мир в этом походе.
— Вот-вот, — подтвердил я.
— Разве что, на обратном пути, — добавил Альбрехт задумчиво.
Я показал ему кулак, а барон, приятно улыбаясь, повел нас через залы, на ходу раздавая приказы слугам, что сразу заметушились, везде захлопали двери, послышались поторапливающие оклики.
Барон Эркхарт лично привел нас на второй этаж и указал на богато украшенную дверь.
— Вот наши гостевые покои. Вы можете отдохнуть чуть, обед скоро подадут. За вами явятся.
— Спасибо, — сказал я.
— Будьте как дома, — сказал барон.
Он сам распахнул перед нами створки, а когда мы вошли, бесшумно прикрыл за нашими спинами.
Альбрехт буркнул:
— Будьте как дома… И чего мы тогда приперлись?
Я сказал миролюбиво:
— А вдруг тут лучше, чем дома?
Он прошелся, осматриваясь быстро и цепко. Комната просторная, почти зал, убрана без излишеств, два окна, оба в виде креста, такое выглядит эффектно и подчеркивает как бы власть и влияние церкви даже на архитектуру, но я-то понимаю, что вертикальная щель для лучников, а горизонтальная — для стрельбы из арбалетов, только и всего.
В комнате светло от большой люстры с двенадцатью свечами, вообще-то неэкономно столько жечь, если хозяева не предполагали, что мы обязательно приедем к ним в гости.
От этой мысли стало чуточку неуютно. Не люблю, если кто оказывается предусмотрительнее меня, я же гений и умница, этого достаточно, а два гения — уже перебор, такого лучше удавить, чтобы не было изнуряющего страны соперничества…
Примчалась запыхавшаяся девушка, кровь с молоком, пухленькая и застенчивая, торопливо занялась уборкой. Альбрехт, расположившись в глубоком кресле, поймал ее за руку, усадил себе на колени и принялся дотошно расспрашивать о хозяевах, были здесь или не были войска Мунтвига, хороший ли урожай в этом году…
Она быстро успокоилась и уже только застенчиво улыбалась, и отводила в сторону глазки, когда он щупал ее вторичные половые, щеки стали совсем пунцовые, а глазки заблестели, но вырываться не решилась.
На обед звать пришел юный Гельд, дальний родственник барона, похож на молодого рыцаря, хотя, как уже успела сообщить словоохотливая служаночка, ведет род из простой рыбацкой деревушки.
Одет Гельд щегольски, чистенький, в новеньких сапогах, шпоры простые, не рыцарские, позвякивают с веселым вызовом, и весь из себя красивый, уверенный и чуточку хвастливый.
— Стол накрыт в главном зале, — сообщил он, глядя на меня с детским любопытством. — Будут только барон, баронесса и леди Шарлиза… Прошу вас за мной.
Баронесса, такая же приземистая, как и ее муж, с пухлыми щеками и мощным животом, заулыбалась нам обоим настолько ласково, что даже вечно всех и вся подозревающий Альбрехт наверняка уверился, что они тут от скуки дохнут и в самом деле рады любым гостям.
— В честь вашего прибытия, — сообщила она, — уже срочно пекут праздничный пирог…
— Пирог, — ответил я светски, — это чудесно! Кто не любит домашние пироги — бросьте в того камень побольше, побольше! Да я сам брошу целую глыбу…
— Ой, — сказала она жеманно, — какие комплименты вы умеете говорить, просто удивительные…
Я указал взглядом на Альбрехта.
— Вы еще не слышали моего друга!.. Хотя ему палец в рот не клади, у него такие комплименты…
Барон улыбался, баронесса улыбалась, в это время за нашими спинами с тихим шорохом открылась дверь, я повернулся, в комнату вошла молодая девушка в нежно-голубом платье, с высокой прической, увитой лентами, очень милая, с правильными чертами лица, хорошенькая, хотя я не сказал бы, что удивительная красавица, как решил Норберт, для красавицы нужно что-нить необыкновенное, да еще для удивительной.
— А это наша дочь, Шарлиза, — сказала баронесса нежно, — так быстро выросла, наша тихая мышка…
Я бы не сказал, что Шарлиза выросла, разве что на дюйм выше низкорослого отца, но с ее миниатюрной стройной фигуркой в самом деле выглядит высокой, так как еще не приобрела ни одного лишнего фунта.
Поклонившись, я сказал галантно:
— Леди Шарлиза…
Она грациозно присела.
— Ваше высочество…
Баронесса почти пропела:
— Пойду распоряжусь насчет ужина, а вы пока поболтайте. У нас без церемоний, по-деревенскому, девушки о своей нравственности заботятся сами… Граф, позвольте вам показать наш замок?
Альбрехт сдержанно вздохнул, а то он замков не насмотрелся, неужели эти кулики думают, что, кроме их болотца, других болот на свете нет, но сделал радостный вид: как же, ему покажут замок, и удалился с хозяевами.
Двери с той и этой стороны комнаты остались широко распахнутыми, так что не очень-то уединишься, болтать можно о чем угодно, не услышат, но почти все время на виду, не набалуешься…
И все-таки мои ладони как будто сами собой потерлись друг о друга, вызывая приятное жжение, а Шарлиза сказала с подозрением:
— Что-то у вас, ваше высочество, глазки как-то странно заблестели. Хоть я и мышка, но вы не кот!
— Я лев, — сказал я гордо, — но это все равно из кошачьих!
— Я для вас не мелковата?
— У маленькой женщины все под рукой, — сказал я счастливо. — Господи, какая же вы прелесть…
— Только свои загребущие уберите, — сказала она строго. — Мама же прямо сказала, что у нас девушки сами, за неимением фрейлин, заботятся о себе…
— Давайте, — предложил я с жаром, — я побуду вашей фрейлиной? Это же так здорово, когда мы вдвоем можем заботиться о вас, ваших потребностях, нуждах, желаниях, явных, скрытых и очень даже скрытых, даже скрываемых…
Она покачала головой.
— Нет уж, нет уж, вы позаботитесь, а потом непонятно, почему у бедных невинных девушек животы растут до самого носа. Я не такая, ваше высочество, я хорошая девушка!
— Я вижу, — воскликнул я, — у вас такие чистые невинные крупные глаза, что я не могу насмотреться.
— Ну так и смотрите в глаза, — наставительно сказала она, — а не…
— Глаза, — пояснил я, — как зеркало души, не могут перебить сладостное впечатление от подзеркальника.
Она произнесла с удовольствием:
— Ваше высочество, вы бесстыдник!
Я обрадовался:
— Правда? А то я думал, что сказал всего лишь комплимент!
— Нахал и бесстыдник, — повторила она. — И вообще человек безрассудный. Кстати, мне великий Филипп Примадель предсказал, что мне с вами ни в коем случае видеться нельзя!