Удастся ли когда-нибудь еще увидеть родных, передать родителю подарок?
Иоанн и князь Михайло вроде бы ясно дали понять, что этого не попустят. Значит – никак. Разве только случай в общем походе сведет. Но Русь ныне сильна, тревожить ее рубежи никто не смеет. Так что война при их жизни может более и не начаться…
В темноте скрипнула дверь, на пол на миг упала длинная полоса света от масляной лампы и тут же погасла, по ковру прошуршали шаги.
– Тришка, это ты? – неуверенно поинтересовался Басарга.
– Нет, не он. – У окна зашелестела падающая ткань.
– Матрена? Ты тут зачем?
– Нечто ты не знаешь, служивый, что ночью с бабой делать полагается?
– Отчего не знать? Знаю! – обиделся на такой намек молодой боярин.
– Ну, так и делай, – хрустнула под ее тяжестью постель.
– Нет! – четко и решительно отрезал Басарга.
– Вчерась ты не был таким холодным…
– Нет, нет и нет! – Пробравшись через подушки мимо нее, боярин Леонтьев спрыгнул на пол. – Я люблю другую, и, кроме нее, мне никто не нужен.
– Так я у тебя любви-то и не прошу, добрый молодец. Так, тепла и ласки немножечко… – Книжница сошла вслед за ним, попыталась подойти, но в темноте промахнулась и скользнула обнаженными сосками по его спине, тихо вскрикнула и тут же засмеялась. Попробовала обхватить, но Басарга широким шагом отступил в сторону, нащупывая табурет с одеждой.
– Это мы в жмурки играем али в прятки, боярин? – хихикнула совсем рядом Матрена, проходя мимо. Леонтьев даже ощутил на плече ее дыхание. Колено ткнулось в табурет. Боярин нащупал лежащую сверху исподнюю шелковую рубаху, быстро накинул ее на себя. Руки с легким шелестом скользнули в рукава, голова даже во мраке попала в ворот.
– Ага!!! – Девушка повернулась на звук, четко схватила его за бока и тут же разочарованно простонала: – Да что же ты творишь, боярин? Че кобенишься, как красна девица? Нечто перепутал, кто из нас кто?
– Платошка, ты где?! – закричал Басарга. – Тришка, сукин ты сын!
– Боярин, перестань, – отпустив его, уже совсем другим голосом попросила книжница.
– Я же сказал, ничего меж нами не будет, – спокойно ответил Леонтьев. – Для меня на этом свете есть лишь одна женщина. Я ей не изменю. Ни наяву, ни даже в мыслях.
– Безумен ты, боярин, – сообщила ему девица. – Как есть юродивый.
В горнице послышались шаги. Гостья зашевелилась. Тоже, видать, искала одежду. Но уже через миг дверь распахнулась, в опочивальню влетел холоп: взъерошенный, пыльный, в одной рубахе, но с масляным светильником в руке.
Матрена взвизгнула, дернула с постели одеяло, прикрылась:
– Ты че творишь, окаянный?!
– Звали, боярин? – выдохнул паренек.
– Это ты, что ли, ночью купчиху сюда запустил?
– Я, боярин, – с гордостью признался холоп. – Ты же сам особо велел ее пропускать! Так я и встретил, и до двери провел, и лампой посветил. А че, нельзя было, боярин?
Басарга вздохнул: это было правдой. Сам же и приказал.
– Лампу оставь и ступай.
– Слушаю. – Платон тут же выполнил приказ. То, что не пришлось задерживаться возле хозяина, его явно устроило.
– Во, сам видишь, – ткнула пальцем в дверь Матрена. – То пускай, то не пускай. Сам не знаешь, чего хочешь! Как есть придурошный…
– Я приказал тебя пустить, потому что хотел заплатить за книгу, – ответил Басарга, открыл сундук рядом со столом, достал приготовленный мешочек с серебром, бросил девице на постель, на колени. – Вот, забирай. И уходи.
– Ночь на дворе, боярин! Темень кругом! Куда ты меня гонишь? А если люди на улице дурные встретятся? Али дозор пьяный? Обесчестят, ограбят, бросят зарезанную в канаве. Это тебе по нраву выйдет?
– Восемь светелок в доме наверху. Выбирай свободную да ночуй без опаски.
– Ну уж нет, мерин бесплодный! – раздраженно фыркнула торговка, отбросила одеяло и стала одеваться. – Уж лучше в канаве, нежели в этом логове кастратном оставаться! По виду княжичем казался, на деле – гусь напыщенный! Знать тебя больше не желаю! Плевать на следы твои стану, имя из памяти вымараю и ворота дегтем замажу… И не ходи за мной, и близко не приближайся!
– Как же не ходи, – скривился Басарга и тоже натянул порты, наклонился за сапогами. – А ворота за тобой запереть?
– Слугой обойдусь!
– Ну уж нет! Тришка глуповат, заморочишь. Хочу лично убедиться.
Дождавшись, пока гостья полностью оденется, боярин спустился вместе с ней во двор, направился к воротам… и едва не поперхнулся от представшей его глазам наглости: через тын неторопливо перебирался какой-то мужик, уже повернувшись к нему спиной с внутренней стороны и нащупывая ногой опору.
Как назло, опоясаться саблей ради проводов книжницы Басарге и в голову не пришло. Однако он тут же, поставив лампу на землю, ухватил у сарая длиннющий дрын и что есть маху огрел татя промеж лопаток. Тот крякнул и полетел вниз, шумно шлепнувшись между поленницей и бочкой для воды.
Леонтьев удивленно почесал в затылке: добротный кафтан, сабля на поясе, шапка каракулевая колпаком. На ночного воришку незваный гость явно не походил. Басарга оглянулся на девушку, собираясь спросить, уж не ее ли это сообщник, как с той стороны громким шепотом спросили:
– Фрол, ты как?! – и послышалось шебуршение.
Над забором появилась новая голова. Басарга быстро толкнул дрын вперед и впечатал его гостю точно в лоб. Голова исчезла, через мгновение послышался шлепок.
– Ладно, боярин, – внезапно передумала Матрена-книжница. – Не отпирай. Я в светелке останусь.
– Связать надо бы, – наклонился над первым татем Басарга. – Да воеводе поутру для спроса отвезти. Вот уж не думал, что в Москве воры такие наглые и богатые!
– Бывает, что в дом проберутся, хозяев свяжут, да по нескольку дней живут, – мрачно ответила купчиха. – Пока соседи неладное не заподозрят. Пьют, веселятся. Баб насилуют, мужиков пытают, схроны с серебром выискивая.
Тем временем шорохи за тыном не прекратились. Настороженно прислушиваясь, Басарга отставил неудобную, длинную и неуклюжую дубину, вытянул у татя из ножен более привычную для себя саблю. И тут через забор вдруг полезли люди – сразу трое, в разных местах, с обнаженными клинками, опираясь ногами между кольями и спрыгивая вниз, несмотря на высоту.
– Х-ха! – Боярин без колебаний кинулся навстречу, перехватив одного прямо в воздухе, сбивая в сторону клинок и обратным движением разрубая поперек лицо. Метнулся к другому, сбивая его саблю вниз и тут же оголовьем своего оружия разбивая ему подбородок, скрестил клинок с третьим. Краем глаза он заметил, что через тын лезет кто-то еще. И вдруг Матрена, пятясь в глубину двора, завизжала от ужаса. Да так завизжала, что у боярина заложило уши.