Сталь ударилась в сталь, высекая алые искры, его противник ловко поднырнул, попытался достать прямым в живот, промахнулся, скользнул в сторону… Тут второй из нападавших, видимо оглушенный, не к месту грохнулся вперед и накрыл собой масляный светильник.
Девица осеклась. В наступившей темной тишине Басарга наугад несколько раз полосанул саблей воздух, сдвинулся, еще раз рубанул направо и налево. Что-то прошелестело, кто-то вскрикнул, он ощутил сильнейший удар в плечо – будто копытом долбанули, – опять рубанул наугад.
– Че случилось, боярин? – сонно поинтересовался Платошка, открывая дверь во двор.
Свеча в его руках на миг разорвала темноту, высветив пятерку чужаков, трое из которых стояли с саблями, а еще двое открывали ворота, а также Матрену с дрыном и Басаргу, стоящего с оружием на изготовку, но лицом к пустой бочке из-под капусты.
– Вот он! – кинулись к боярину тати, однако Басарга быстро успел уколоть одного, купчиха опустила дрын на голову другого… И тут же опять настала темнота: Тришка-Платошка захлопнул дверь и заорал что-то внутри.
Боярин попытался наугад заколоть третьего нападавшего разбойника, но промахнулся, да еще и получил дрыном по руке. Отскочил – дрын ударил по заднице.
– Ты за кого дерешься, зар-раза?!! – не выдержав, завопил он.
– Ты, что ли, княжич? – недоуменно ответил ему женский голос.
И опять вокруг внезапно стало ярко, как днем: тать, накрывший собой лампу, зашевелился, завыл, резко приподнялся, откинулся на спину. Масло из раздавленного светильника, пропитавшее его кафтан, моментально полыхнуло, залив человека огнем, а двор – светом.
Басарга увидел открытые ворота, забегающих в них чужаков, успел прорубить бок ближайшему еще прежде, чем тот отреагировал на опасность, кольнул второго и попятился, отчаянно отбиваясь сразу от двоих воинов. Матрена попыталась еще раз впечатать в плечи чужую голову, но тать поднырнул, ударил ее ногой в живот, а когда баба согнулась – что есть мочи врезал вырванным у книжницы дрыном ей же по спине.
Боярин, заревев от ярости, попытался прорваться к негодяю, но управиться сразу с двумя врагами ему оказалось не по силам.
«Надо было «Готский кодекс» все-таки поучить», – мелькнула в голове глупая мысль.
Дверь дома распахнулась, во двор высыпали холопы с топорами и пиками. Убийца Матрены внезапно оказался один сразу против пяти – и был немедленно сражен. Слуги ринулись на помощь Басарге, тати – им навстречу. Завязалась жестокая невнятная свалка, в которой враги все хуже видели друг друга: промасленный вор постепенно догорал, впуская ночную темень обратно.
– До смерти никого не убивайте, – внезапно послышался из ворот спокойный голос. – Любой из них может знать тайну. Думмкопф, щиты ваши где, дурь бестолковая? Щитами зажимайте и вяжите.
Басарга, открываясь, рванулся к разбойничьему воеводе и тут же отпрянул. Взметнувшиеся ему навстречу клинки вместо плеча прорезали воздух и дробно вонзились глубоко в дерево бочки. Боярин, пользуясь шансом, быстро ткнул саблей одного душегуба, второго… Нет, второй успел отскочить – но вот первый булькнул и повалился под ноги.
Холопы тоже успешно теснили татей, очищая двор. Когда из дома наконец-то выскочили успевшие наскоро одеться и спуститься вниз бояре, дело уже почти закончилось…
Или Басарге так только показалось в наивной надежде на глупость врагов и слепую удачу?
На улице загорелись факелы, наконец-то озаряя поле битвы нормальным ровным светом, поперек ворот выстроилась шеренга ратников со щитами перед собой и боевыми топориками в руках. На их головах сверкали шлемы, шеи защищались толстыми стегаными воротами и кольчужными бармицами.
Первые из татей, что налегке перемахивали тын и открывали створки, сдерживая защитников, отпрянули назад и в стороны, а воинский строй двинулся вперед, разворачиваясь на всю ширину двора. Холопы и бояре накинулись на него и тут же отхлынули в полном своем бессилии. Куда они ни пытались поразить врагов, чем ни кололи, чем ни рубили, но лезвия клинков и острия копий неизбежно упирались в плотно сомкнутые хорошо обученными бойцами деревянные диски. Защитники оказались практически безоружны – да и что за оружие у внезапно выдернутых из постели людей? Что первое под руку попалось, тем и бейся. Ни брони на теле, ни щита, ни нормального снаряжения. У таких бойцов против правильного строя шансов уцелеть не больше, нежели у павлина супротив волчьей стаи. Только умереть красиво – и все.
Холопов и бояр нападающие оттеснили дальше к стене, Басаргу зажали между тыном и бочкой – натурально зажали, приперев умбоном одного щита в ребра, а окантовкой другого под подбородок. Боярин еще пытался брыкаться, вскинул руку с саблей над головой и колол татей сверху вниз, но приложить к клинку серьезного усилия в таком положении было невозможно, и острие лишь скользило по ткани кафтанов и тегиляев, вспарывая сукно.
Мелькнул стремительный боевой топорик – Леонтьев насилу успел отклонить голову, удар пришелся в плечо, и рука моментально отнялась. Били бы острием, так и вообще бы отсекли. Еще удар – опять мимо. Только с третьей попытки разбойники попали ему обухом чуть правее уха, высекая искры из глаз и выбивая из головы сознание.
В себя Басарга пришел уже связанным, валяясь на полу лицом вниз. Разбойники суетились совсем рядом, таская что-то тяжелое. Чем-то загрохотали, послышалась ругань.
– Это есть он, – остановился рядом поджарый незнакомец купеческого вида: бородатый, волосатый, в простенькой суконной шапке и кафтане из хорошего сукна, но никак ничем не украшенном. – Поднимите его.
Леонтьева схватили за ноги, отволокли чуть в сторонку, туго замотали ступни, поддернули. Заскрипела веревка, и Басарга пополз вверх, привязанный вниз головой к потолочной балке. Тати довольно хмыкнули, расходясь по бокам. Кто-то толкнул его в ребра, и боярин начал раскачиваться из стороны в сторону.
Отсюда, сверху, было видно, что расположились захватчики в его же доме, в объединенной с кухней трапезной. Побратимы и холопы валялись на полу дальше, почти у самого очага. Руки связаны за спиной, многие с кровоподтеками на лицах, и почти все – в одном исподнем.
Разбойники тоже собрались здесь. Числом душегубов было десятка два. Оказавшись в безопасности, они скинули шлемы, составили щиты у стены и теперь ковырялись в кувшинах и мисках, жадно подъедая оставшиеся потрошки, тушенку, хрустящую малосольную капусту и запивая все это медом. Хозяйского масла и свечей тати не жалели – помещение было залито светом, словно днем, а через распахнутую дверь подсвечивался и двор.
Странный купец, говорящий вроде бы и по-русски, но с заминкой, словно вспоминая слова, прошелся возле разделочного стола, поворошил лежащие на нем ножи, но выбрал висящий на стене объемистый половник, с ним направился к Басарге, примерился, несколько раз со всего размаха врезал ему по грудине и по ребрам. Боярин вскрикнул, задергался, но в своем положении сопротивляться не мог.
– То, что надо, – удовлетворенно кивнул купец, саданул его еще пару раз и отступил: – Сказывай, где оно?