— Мама, — София бросилась в объятия женщины, которую впервые видела вживую, но в голосе которой было столько теплоты и любви, что на глазах девушки, никогда не знавшей материнской ласки, навернулись слезы.
— София, ты меня пугаешь! — Сеньора Мартинес воззрилась на нее. — Что случилось, в конце концов?
— Ничего. Нет, честно. Я просто страшно соскучилась.
— Девочка моя. — Рука, довольно смуглая в отличие от Софии, скользнула по белокурым волосам девушки, и она вновь вопросительно посмотрела на Бальтасара.
— Ради бога, не подумайте ничего, — отмахнулся Бальтасар. — Я всего лишь коллега вашей дочери. София вам не рассказывала о том, что мы стоим на пороге открытия? Здесь у нее остались важные записи. Профессор Соледад попросил меня сопровождать ее.
— К сожалению, я не слишком увлекаюсь археологией, как моя дочь, — заметила сеньора Мартинес с улыбкой, испытав явное облегчение. — О профессоре Соледаде я слышала. Как же не слышать — одна полка в комнате Софии забита его трудами.
— У нее, наверное, с детства увлечение археологией? — поинтересовался Бальтасар. — Я много повидал студентов, но ни у кого еще не встречал такого рвения к предмету.
— О да! Хотите, пока София ищет то, что нужно, я покажу вам детский альбом? Вы сразу поймете, откуда у нее такой интерес. И угощу вас чашкой кофе?
— Это было бы очень любезно с вашей стороны.
Бальтасар присел на диван. Сеньора Мартинес достала альбом, отдала ему.
— Дождитесь меня. Я мигом.
София юркнула в ту комнату, которая должна была согласно легенде принадлежать ей. Она включила свет в зашторенной комнате и замерла. Комната была точь-в-точь как ее студенческая. Только более просторная и уютная. Более широкий письменный стол, книжные стеллажи под самый потолок. Книги, разбавленные всякими безделушками — вазами, морскими раковинами, образцами минералов.
— Уютная комната, — произнес Бальтасар позади нее, и она вздрогнула от неожиданности.
— Вы еще долго будете меня испытывать? — разозлилась София.
— Я только начал, — улыбнулся Бальтасар. — А какой вид открывается из окна?
— На угол проспекта и парк. Но мама недавно сказала, что старое здание снесли и теперь там стройка.
Бальтасар одним резким движением отдернул штору.
— Действительно. А что во втором ящике комода?
— А как вы думаете? — София вспыхнула.
— Нижнее белье? — Бальтасар отодвинул ящик, достал кружевные трусики. — Неужели это ваше?
— Бальтасар, вы переходите всякие границы.
— Хорошо, давайте заглянем в ящик письменного стола. Третий справа, например.
— Там пусто. Раньше там хранились мои старые гербарии. Но мама обещала выкинуть.
Бальтасар открыл ящик и вытащил увесистый альбом. На пол посыпалось несколько раскрошившихся листьев.
— Не выкинула, — Бальтасар прикусив губу, осмотрел комнату.
Раскрыл платяной шкаф, заглянул в остальные ящики письменного стола. Осмотрел книги на полках.
— Хорошо, вернемся к детскому альбому. Вы тут найдите какую-нибудь тетрадь, которая нам якобы срочно понадобилась.
Он вернулся в гостиную на диван. Через минуту туда же зашла Мария Мартинес с подносом. Она налила кофе. Вдвоем они склонились над альбомом. Мария увлеченно рассказывала о тех местах, в которых они в детстве побывали с Софией.
— София очень похожа на отца, — заметил Бальтасар. — А где он?
— В командировке во Франции.
— Он до сих пор работает?
— О да, без своей работы он жить не может, — Мария рассмеялась. — А вот здесь София уже студентка. Студенческих фотографий у нас мало, к сожалению.
— Не подскажете, у вас не найдется негатива той детской фотографии, где София с отцом в Колизее? Очень хорошая. Если нам все-таки повезет, надо будет вставлять ее в биографию вашей дочери. Хотя, нет, не буду вас беспокоить.
— Да ничего страшного, — отмахнулась Мария. — София, достань коробку с негативами из кладовки.
— Я помогу.
София направилась в кладовку, включила свет и показала Бальтасару коробку на самой верхней полке. Он дотянулся, сдул с коробки пыль. Внутри оказались коробочки, подписанные и датированные.
— Рим, 2000 год, — прочел Бальтасар.
Открыл коробочку, развернул пленку, просмотрел кадры.
— Ладно, на этом закончим, — он сунул негатив обратно, поставил коробку на полку. — Сеньора Мартинес, спасибо за ваш чудесный кофе, но нам надо спешить на самолет.
— Но как же? — растерялась Мария.
— Мам, я уже через месяц приеду, не переживай, — София обняла свою поддельную мать, поцеловала в щеку.
За ними захлопнулась дверь. С Софии словно свалился тяжкий груз, но тут Бальтасар встал как вкопанный.
— Соседей еще проверю для очистки совести.
— Можно я здесь подожду? Не хочу выглядеть идиоткой.
Бальтасар поднялся на этаж выше. В одной квартире он нашел молодую пару, недавно переехавшую и никого из соседей еще не знавшую. В следующей мальчик-подросток сообщил, что да, знает Мартинес, но они не общаются, так как когда-то тот разбил им футбольным мячом окно. В третьей квартире никого не было. И напоследок попалась говорливая старушка, которая была готова рассказать не только о семье Мартинес, но и обо всех остальных соседях. От нее Бальтасар еле унес ноги.
— Эх, жаль, что я не моложе лет на шестьдесят, — заявила ему вслед старушка.
Бальтасар сбежал с лестницы злой. София давилась от смеха. Они вышли из подъезда. Бальтасар поймал такси, и они направились в аэропорт.
Сторм пододвинул кресло к столу, сел напротив склонившегося над картой Даргуса, следя за каждым движением лезвия, счищающего грязь с древнего пергамента. Удивительно, что старик сохранил ясное зрение, позволяющее ему выполнять такую тонкую работу. И руки у него не дрожали. Старик метнул на Сторма злой взгляд..
— Долго ты собираешься смотреть на меня?
— Пока ты не дашь мне нужную книгу, почтенный Даргус.
— Не дождешься. На меня это не действует.
— Вот и проверим.
— Не стоит. Да благословит твою работу Хедин, почтенный Даргус.
Сторм с удивлением обернулся на женский голос. К старику подошла девушка. Стройную ее фигуру облегало шелковое карминовое платье, роскошные волосы черным водопадом струились по спине до самого пояса. Смугловатые руки, оголенные до предплечий, украшали золотые, тонкой работы браслеты со вставками некрупных рубинов. Той же работы ожерелье обхватывало изящную шею. Лицо было точеное, с четко очерченными губами, белозубой улыбкой с ямочками на щеках. А в темных глазах плясало пламя насмешки. Она склонилась к юноше, обдав его тонким едва уловимым ароматом, и прошептала: