Приказ простой: вставай, иди и умирай.
Но как же так? Ведь на земле весна давно,
А сердце режет мечта, и горести полно.
Мой друг упал — лицо красивое в крови,
Он умирал вдали от родины-земли.
Смотрел с надеждой в голубые небеса
И всё шептал: «Прекрасен наш Афганистан».
Старый наёмник пел, его голос разносился в темноте далеко, цеплял за душу, а я старался запомнить эту правильную по жизни песню, которую слышал впервые, и сохранить её в себе, чтоб передать потом другому талантливому певцу. Олег, что же, с одной стороны, жалко его, талант, но и он сегодня умрёт, ибо верен своему боссу, готов идти с ним туда, куда тот только укажет, и, несмотря на все свои песни, убивать моих друзей и тех, кто не захочет на себя ярмо рабское надеть. Он сгинет без следа, а песня должна жить.
Олег закончил петь, как раз закипела водичка, мы заварили чайку и разговорились.
— Душевная песня, но вредная, — держа в руках кружку, сказал Кара.
— Почему? — поинтересовался я.
— А ты сам подумай, Саня. Какая, нах, Россия-мать? Нет её, кончилась и никогда уже не возродится. А слова про родину-землю — это не для нас, не для наёмников. Надо что-то попроще, про бабло, про славу и девок распутных. Как ты, Олег, может, споёшь что-нибудь про дублоны золотые и пиратов лихих?
— Настроения сегодня нет, — отхлебнув чайку, ответил старый наёмник. — Как-то неспокойно мне на душе. Вроде как всё в порядке, а что-то не так и тоскливо.
— Не обращай внимания, это песню ты сегодня спел неподходящую.
— Наверное. — Олег встал с бревна и потянулся всем телом. — Устал, пойду спать.
— Угу, — промычал Кара и, дождавшись ухода своего верного бойца, обратился ко мне: — Ты поговорить хотел, сейчас самое время. Я как золотишко получу, так такой добрый становлюсь, что просто сам себе удивляюсь. Что у тебя?
Для вида помявшись, я сказал:
— Босс, мы с тобой насчёт Марьяны говорили, помнишь?
— Ну, было такое, а что? — Он сразу насторожился.
— В общем, дядя Коля, прошлую ночь мы провели вдвоем и занимались совсем не чтением стихов при луне.
Чего от Бурова можно было ожидать в этот момент, я представлял себе очень слабо, однако тот повёл себя странно и засмеялся:
— Вот девка, вся в мать, чего хочет, всегда получит. — Отсмеявшись, он спросил: — И что у вас теперь?
— Пожениться хотим, если ты не против, конечно.
— Если у вас, Сашка, до секса уже дошло, то возражать мне теперь и смысла нет. Было дело, хотел её в семью мэра трабзонского пристроить, но такую её там не возьмут. Строгих правил люди, традиционалисты. Вернёмся домой, соберёмся нашей дружной семьёй и всё подробней обговорим. — Наёмник зевнул и на выдохе сказал: — Спать пора, пойду, наверное.
Я взглянул на позолоченные часы, которые мне месяц назад Кара подарил, — время без трёх минут двенадцать. Скоро начнётся карусель по всему селу, и наверняка сейчас мои товарищи к казарме охранной роты, расквартированной в Пазаре, подбираются, а орудия, что на высотке, и блокпост в любом случае уже должны были взять. Надо ещё совсем немного время потянуть, а то уйдёт Кара в дом, и придётся его вместе со всеми взрывать. Приподнявшись с бревна, я прошептал:
— Босс, что-то часового нашего не видно.
— А кто у нас сейчас должен на часах стоять?
— Благой.
— Наверное, по улице шарится. Благой — человек опытный, а мы в этом месте можем чувствовать себя вполне спокойно. Беспокоиться не о чем.
— Не, пойду проверю. — Я вытащил из кобуры ТТ и направился со двора.
— Подожди, — как и предполагал, Буров двинулся следом, — вместе пройдёмся.
Не успели мы отойти от двора и двадцати метров, как увидели бегущего нам навстречу Благого, худощавого болгарина из Варны, уже третий год служившего Бурову.
— Ты где ходишь, Благой? Почему не на посту? — Голос Кары был сух и резок, и это означало только одно — что он очень недоволен.
— Проблемы, босс, — обратился к нему болгарин, — в селе чужие.
— Кто?
— Непонятно, но по повадкам на русский спецназ похожи, больше некому. Караульных местных в ножи взяли, к постоялому двору и казарме сходятся.
— Много?
— Не знаю, я десяток видел, но их наверняка больше.
Кара хотел сказать ещё что-то, видимо, скомандовать «К бою!», но я был рядышком и недолго думая вломил ему в череп рукояткой своего «тэтэшника». Он рухнул как подкошенный, болгарин посмотрел на меня, вскинул свой АКМ, но на раздумья потерял драгоценную секунду и получил пулю в голову. Сухой щелчок выстрела разнёсся по улице, и одновременно с ним, где-то метрах в трёхстах от меня, в небо взвилась красная сигнальная ракета. Хорошо, почти уложился, я вынул из кармана плоскую коробочку радиопередатчика, перещёлкнул предохранитель и нажал на кнопку, еле заметно выступающую из корпуса.
Мои заряды сработали как и положено — дом взлетел на воздух, и несколько далеко не маленьких брёвен рухнули вблизи от меня. В унисон взрыву дома по селу забахали гранаты, а чуть позже заработали пулемёты и автоматы. Братишки в работу вступили и сейчас турок в казарме кромсают.
Взглянув на горящий домик, я решил, что неплохо повеселился и теперь остаётся только своих товарищей дождаться. Из нарукавного кармана вынул пластиковые наручники и сцепил Бурову руки, разогнулся и увидел — совсем рядом мелькнула быстрая тень, которая метнулась за угол хозяйственного амбара. Столкнув пленённого командира наёмников в ближайшую канаву, притаился за его телом и выставил перед собой ТТ.
— Обзовись, кто такой? — выкрикнул я в темноту.
— Саня, это ты? — раздался голос Олега.
Вот же зараза, видать, почуял беду, волчара, и не в доме ночевать залёг.
— Да.
— Командир с тобой?
— Со мной.
— А чего молчит?
— Ранен он, без сознания. Сюда иди, я один его не вытяну.
Олег вышел из-за угла и стал приближаться, подняв ствол. Я поймал его на мушку, но метрах в трёх от меня старый, потрёпанный жизнью наёмник, как почуял подвох, неожиданно метнулся в сторону и кувырком перекатился вплотную ко мне. Выстрел, и ещё один, мимо. «Гадство! Что за хрень», — успело промелькнуть в голове, и Олег обрушился на меня сверху. Я успел отскочить в сторону, но пистолет, выбитый из руки ударом ноги, улетел в сторону.
Швирх! — нож сам собой уже в правой руке, стою на полусогнутых ногах и жду нападения.
Однако наёмник не идёт вперёд, а снимает с Кары наручники. Прыгаю на него и от нового удара ногой отлетаю назад. В отсветах пожара вижу суровое лицо Олега, который взглянул на меня, качнул головой и сказал:
— Не вставай, Саня, не надо. Рыпнешься, и я тебя убью. Не дорос ты, чтоб против меня врукопашку выходить. Живи, а Кара с тобой сам за предательство посчитается.