Граф Сен-Жермен сидел в библиотеке, равнодушно листая недавно вышедшую книгу Вольтера. Приключения наивного юноши Кандида не увлекали, а смысл философских рассуждений ускользал от понимания. Прочитанные слова не складывались в предложения, утекая, как вода сквозь решето, и растворяясь в тревожных мыслях.
Граф уже не раз пожалел, что не отправился вместе с Алексеем. Сен-Жермен и сам вряд ли мог сказать, что его беспокоило больше: опасность, которой подвергался новоявленный ученик, или возможная утрата ценного артефакта. Хотя с Алексеем-то, скорее всего, будет все в порядке, не зря же граф перед его отъездом заглянул в зеркало и смерти ученика там не увидел.
Вспомнив о зеркале, Сен-Жермен скривился, как от зубной боли. Вот с этим бесценным артефактом действительно случилась беда. Вчера ближе к вечеру граф сидел в кабинете и записывал в дневник все интересное, случившееся в течение дня. Интересного было немного, но Сен-Жермен привык ежедневно открывать папку с записями. Он надеялся, когда-нибудь на старости лет, устав от приключений, написать мемуары, и был уверен, что издательства будут драться за право их издать. Но это дело будущего, причем очень и очень отдаленного.
Граф уже почти завершил свою работу, когда услышал странный вибрирующий гул, исходящий от зеркала. Встревоженный, он отбросил перо, не обратив внимания на большую кляксу, появившуюся на аккуратных строчках, и бросился к своему сокровищу. Зеркало светилось, дрожало и сыпало искрами. Гул внезапно оборвался, сменившись звоном, и артефакт пересекла извилистая трещина. Свет померк, поверхность стала тусклой и мертвой.
Граф тогда испытал сильнейший шок – испорчена вещь, которая для него значила больше всей остальной коллекции. Он дрожащими пальцами пытался оживить зеркало, перебирал различные комбинации символов, но ничего не помогало. Ощущение безысходности было непривычным и усиливало панику. Конечно, у него есть запасной выход, но это путь в один конец.
Немного успокоившись, Сен-Жермен попытался разобраться в случившемся. Создавалось впечатление, что произошло тотальное воздействие на реальность, и зеркало, эту реальность отражающее, не выдержало. Словно кто-то порвал само полотно истории. Но граф не знал ни одного мага такого уровня ни в прошлом, ни в настоящем, ни, тем более, в будущем с его ущербной магией.
Всю ночь Сен-Жермен провел в кабинете, вновь и вновь пытаясь оживить зеркало – но все оказалось бесполезным. Он перерыл свой архив в поисках хоть каких-то намеков на подобные случаи, однако здесь у него было слишком мало информации, а другие источники сейчас недоступны.
Утром принесли давно заказанную книгу Вольтера, и Сен-Жермен попытался отвлечься чтением. Но это не помогло. Поняв, что дальше смотреть в книгу бессмысленно, Сен-Жермен решил подняться в кабинет. Особой надежды на то, что ситуация с зеркалом изменилась, у него не было – но, кто знает. Возможно, удастся настроить артефакт на узловые точки, все же они создают в истории наиболее сильные возмущения, и артефакт реагирует на них особенно чутко.
В кабинете его ждал приятный сюрприз – зеркало ожило. Свечение было, правда, слабым и тусклым, но оно внушало надежду. Сен-Жермен последовательно нажал несколько фигур на раме, произнес заклинание, и на поверхности что-то замелькало.
– Заработало-таки! – облегченно вздохнул граф.
Изображение было мутным и двоилось, фигуры людей угадывались, словно сквозь залитое дождем стекло. Но после того, как граф уже приготовился попрощаться с драгоценным артефактом, радовало и это. Постепенно картинка стала более четкой, и удалось разглядеть внутренности православного храма, торжественно одетых людей и две фигуры перед алтарем.
– Это что еще за свадьба? – удивленно пробормотал граф, но потом понял: он видит не свадьбу, а коронацию, и поразился еще больше.
Короновался нынешний наследник престола Петр Федорович, будущий Петр III – щуплого молодого человека с глуповатым лицом трудно было не узнать. Но этой коронации быть не должно, потому что провозглашенный Российским императором Петр III до нее просто не дожил.
Рассмотрев стоящую рядом с наследником высокую, полную женщину с некрасивым, рябым от оспин лицом, Сен-Жермен потрясенно воскликнул:
– Это же Елизавета Воронцова! Какого черта?! А где же Екатерина?!
Граф растерялся. На прилизанных волосах женщины была императорская корона, а значит, ее короновали вместе с Петром.
Изображение снова утратило резкость, замелькали мутные, нечеткие видения, в которых угадывались силуэты людей и зданий. Время от времени поверхность зеркала становилась чище, и тогда картины можно было рассмотреть. Сен-Жермен видел Петра III, подписывающего документы и угодливо улыбающегося высокому господину с суровым лицом, одетому в мундир генерала прусской армии. Затем эти же два человека верхом на породистых лошадях принимали военный парад на Дворцовой площади.
– Ничего не понимаю! – в очередной раз пробормотал граф. – Что здесь делает прусский король Фридрих II?
Картины замелькали с сумасшедшей быстротой, и Сен-Жермен еле успевал за ними следить. Зеркало словно сошло с ума. Граф готов был поверить в это – увиденные картины вызывали недоумение и ужас. Прусские солдаты, марширующие по Невскому. Виселицы. Сотни виселиц. Казни на Красной площади, а среди приговоренных представители высшей знати: Бестужевы, Салтыковы, Голицыны, Долгорукие, Воронцовы, Головины, Дашковы – весь цвет российской аристократии.
Граф нахмурился, выругался и решительно подошел к зеркалу. Коснувшись пальцами рамы, произнес несколько слов. Изображение расплылось, замигало, затем картинка очистилась, и стали видны высокие здания, широкие дороги и множество военных машин.
По Красной площади снова маршировали солдаты в железных касках, ползли тяжелые сооружения с пушками, а на высокой трибуне у кремлевской стены что-то кричал, вытянув руку вперед, человечек с маленькими усиками.
– Что это?! – аж задохнулся Сен-Жермен, выругался на каком-то незнакомом языке, затем добавил цветистое выражение на русском матерном. – Этого не может быть! Это бред сумасшедшего! – бормотал граф, потрясенно наблюдая, как рушатся здания в крупнейших городах Европы, великие дворцы складываются карточными домиками. Как мечутся обожженные люди у дымящихся развалин Храма Василия Блаженного, а над Капитолийским холмом поднимается гриб чудовищного взрыва.
– Нет! – в ужасе закричал Сен-Жермен и пробормотал слова заклинания.
Зеркало мигнуло и, показав выжженную мертвую землю, погасло.
Убеждая себя в том, что сложный магический артефакт просто рехнулся, граф все же не мог не признать: определенная логика в этом сумасшествии была. Очень страшная логика.
В Санкт-Петербург въехали под вечер. Усталые лошади шли медленно и понуро. Несмотря на нетерпение Алексея, карета двигалась со скоростью улитки. Чем ближе был конец путешествия, тем неспокойней становилось на душе. Рассматривая в окно марширующих по плацу солдат Семеновского полка, Алексей думал, что скажет графу и как оправдает свое неосторожное обращение с артефактом. В конце концов, он решил ничего не говорить Сен-Жермену, тем более никаких ужасов и катаклизмов не происходило. Мир не рухнул в бездну, как обещано в пророчестве, с неба сыпались не камни, а нудный осенний дождик, а люди, занятые своими делами, выглядели как обычно. Алексей гнал от себя назойливую мысль о том, что катастрофические разрушения, возможно, уже начались, только он их почему-то не заметил.