— Прыщатый подломил общак, а я… я его покрывал… Веришь?
— Верю! — соврал Птицелов уже мертвому.
И в следующий миг забыл о нем. Из верхнего яруса джунглей, верхом на лиане, слетела многорукая обезьяна. Она скалила желтые клыки и угрожающе размахивала длинными мускулистыми лапами — и в каждой держала по «летающей пиле».
— Ах ты, падлюга! — невольно повторил Птицелов слова умершего дэка.
Карабин в его руках вздрогнул. Обезьяна завизжала и свалилась на землю, где ее немедленно принялись пожирать панцирные крысы.
На исходе шестого часа зачистки из ликвидаторов осталось лишь четверо. Остальные разбежались. Драпанули обратно в город. Но далеко не все — многие остались в джунглях: жратвой для их, джунглей, обитателей или в виде охотничьих трофеев, как посмотреть…
Птицелов, Облом, Фельдфебель и Рубанок тоже с удовольствием драпанули бы, но им не настолько повезло. Огибая небольшую рощицу, насмерть задушенную хищными лианами, они наткнулись на карстовый провал, откуда через равные промежутки времени выпрыгивали один за другим черные щетинистые клубки, с душераздирающим воем уносящиеся к раскаленному небу. А когда дэки повернули назад, то обнаружили, что путь им пересекает невесть откуда взявшаяся канава — неширокая и с виду не слишком глубокая, но заполненная оранжевым, пузырящимся, гулко булькающим месивом. Из канавы несло падалью, словно в ней гнили сотни трупов.
Рубанок примерился было с разбегу перемахнуть через нее, но Облом поймал его за рукав.
— Погоди, брат-сиделец, — пробормотал он.
Подобрал сухую ветку, бросил ее через канаву. Беззвучно полыхнуло пламя, и ветка обратилась в пепел.
— Видал? — буркнул Облом. — С тобою то же самое стало бы…
— Массаракш! — выругался побледневший Рубанок. — Как ты только догадался, командир?
— Это, ребятушки мои, не просто джунгли, — ответствовал Облом. — Это кризис-зона!
— Что еще за дерьмо?! — поинтересовался Фельдфебель, деловито перезаряжая карабин.
Облом ответил не сразу. Благодарный за спасение, Рубанок протянул ему свой мешочек с насваем, и Облом заложил за губу основательную порцию. Пришлось ждать, пока он не выплюнет подношение. Вновь обретя способность внятно излагать мысли, Облом проговорил:
— Всего вам не понять, братья-сидельцы… Образования у вас не хватит. Попытаюсь объяснить максимально доходчиво. Кризис-зоны — это аномальные образования на поверхности Мира. Здесь не всегда действуют законы природы… Вернее, действовать-то они действуют, но с искажениями, что ли?.. Вон Птицелов побывал в такой на Юге, где при Отцах сверхглубокую скважину бурили… Верно, мутоша?
Птицелов кивнул рассеянно. Ему было не до того, он вертел в руках какую-то штуковину. Странная, надо сказать, штуковина Полый цилиндр с асимметрично расположенными отверстиями. Из отверстий ощутимо веяло теплом. Если посмотреть цилиндр на просвет, то видно, что внутри перекатываются мерцающие голубым светом зерна. Птицелов даже попытался вытряхнуть их через отверстия, но у него ничего не вышло.
— Брось, Птицелов! — крикнул Облом. — Массаракш ее знает эту хреновину. Вдруг радиоактивная?
Птицелов спешно отшвырнул цилиндр, нарвал травы и принялся оттирать руки.
— Вот видите, уважаемые! — патетически воскликнул Облом. — Зон этих на материке обнаружили немало. Три на юге, две на севере, одну на северо-востоке. Про зону на юго-западе я прежде не слыхал, но, судя по всему, нам, господа делинквенты, выпала честь в ней очутиться.
— Тоже мне честь, — процедил Фельдфебель. — Чай не на императорском смотре…
— Именно честь, господин Фельдфебель, — продолжал Облом. — Благодаря хреновинам вроде той, что подобрал Птицелов, наша цивилизация шагнула впе…
— Тихо! — оборвал его Птицелов.
Дэки прислушались. Где-то далеко, на пределе слышимости, гудели воздушные винты.
— Опять вертушка? — предположил Рубанок.
— Как же, дождешься, — скривился Облом. — Станут они ее второй раз посылать. Экономить надо! Слыхал? А вертушка твоя одного топлива жрет, будь здоров…
— Это гидроход! — крикнул Птицелов. — Братцы, это за нами!
— За нами… — повторил Облом с непонятной интонацией, то ли сомневаясь, то ли сожалея о чем-то.
— Тогда надо идти, — сказал Фельдфебель. — Торчим тут, как виселицы на плацу… Смотри в свою карту, командир. Далеко нам еще?
— Массаракш ее разберет, — пробормотал Облом, разворачивая трехверстку. — Гляньте, братья-сидельцы, может, поймете что… Вы ж бывшие гвардейцы.
Фельдфебель и Рубанок склонились над картой. Птицелов ничего ровным счетом в картах не смыслил, поэтому предпочел озираться окрест, чтобы никакая тварь не застукала дэков врасплох. Поводя стволом карабина, мутант напряженно прислушивался. Гул воздушных винтов гидрохода то становился громче, то затихал. И в этом же ритме сердце Птицелова то колотилось, как бешенное, то замирало. Птицелову очень хотелось выбраться из этого гиблого места. И как можно скорее. Смыть с себя кровь, пожрать, отоспаться… Да и Малву хочется повидать. Она, конечно, совсем не похожа на Лию — сильная, бешеного нрава, крутобедрая и большегрудая. Сладкая…
Птицелов помотал головой, отгоняя воспоминание о вчерашней — массаракш, неужели всего лишь вчерашней?! — ночи…
Бывшие гвардейцы в компании с бывшим Неизвестным Отцом после долгого и нудного пререкания наконец-то определились с маршрутом движения.
— Лады, братья-сидельцы, — подытожил совещание Облом, — давайте выбираться, пока Мировой Свет еще светел. Не выйдем вовремя на точку, гидроход ждать нас не будет. Эта сука, комендант, готов всех нас здесь положить и новых дэков набрать. Эх, с каким бы удовольствием я его завалил… выродка позорного…
— А что тебе мешает? — поинтересовался Рубанок.
— Сам знаешь что, — отозвался Облом. — Статья седьмая дельта-прим уложения о наказаниях…
— Да, статья серьезная, — вздохнул Рубанок.
— Всё, пошли, — отрезал Облом. — Первым идет Фельдфебель. За ним я и Птицелов. Рубанок в арьергарде. Смотреть в оба!
И они пошли — карабины наготове, головы крутятся, как волчки, — перепрыгивая через ручьи, пролезая под стволами поваленных деревьев, реагируя на малейший шорох. Как ни странно, но джунгли притихли. Ни одна тварь не показывала носа. Может, тоже услышали гул винтов гидрохода и приняли его за боевой вертолет? Сообразительные такие твари. Вроде той обезьяны, которая умела метать бумеранги, изготовленные из нижней челюсти крыслана. Кем, спрашивается, изготовленные? Наверняка — самой обезьяной.
Птицелов вспомнил рассуждения пьяницы Вику о популяции мезокрылов. Древние, видите ли, твари, невесть как восставшие из небытия. А может, не восставшие? Может, завезенные? Чужаками из других Миров! Вдруг и мезокрылы, и обезьяны с бумерангами, и эта тварь, умеющая заколдовывать взглядом единственного, но о трех зрачках глаза, — все они завезены из соседних Пузырей или — Дырок в Мировом сыре?! Вместе с хреновинами, что продвинули, видите ли, цивилизацию… Птицелов чувствовал, что недалек от истины, но ему не хватало знаний.