Стали думать, что делать дальше. Предложение устроить большую резню спящих не выдвигалось... Противно... Да и нет гарантии, что тот, кто всё это затеял, не принял меры для безопасности людоедов: убьешь одного, другого, а остальные проснутся и набросятся всей толпой.
И Калрэйн с близнецами обсуждали одно: как унести ноги с плато.
– Мы умеем...
– ...делать...
– ...тетиву...
– ...из коры.
Калрэйн не понял, ему казалось, что обе тетивы на луках близнецов в порядке...
Ламмо и Ломмо на два голоса объяснили: из коры некоторых деревьев – самых тоненьких их веток, фактически прутиков, – они, близнецы, умеют очень быстро сплести тетиву. Плохонькую, выстрелов двадцать выдержит, много тридцать, но все-таки весьма полезное умение, если настоящая тетива лопнула, а запасной по какой-то причине с собой нет...
И тут близнецы осеклись, удивленные поведением Калрэйна: лицо у него стало настороженным, хищным, пальцы поползли в рукав и тут же вынырнули обратно – уже с метательным ножом. Другой рукой ассасин сделал быстрый жест возле губ: продолжайте, дескать, говорить, не останавливайтесь.
Они продолжали: сила натяжения лука примерно треть веса стрелка, и если сплести вместе четыре тетивы, а лучше, для гарантии, пять, то можно будет спуститься с плато на получившейся веревке. Деревьев здесь много, коры хватит, но поработать придется изрядно...
Ассасин едва ли их слышал. Пряча нож между рукой и телом, он явно выбирал момент для броска.
Но так и не бросил: человек, пробиравшийся по лесу и очень старавшийся не шуметь, издал негромкий свист – знакомый, условный.
– Хлада? – тихонько спросил Калрэйн.
– Она самая, – откликнулась наемница, подходя.
У ног ее, смешно подпрыгивая, бежал крысолюд. Калрэйн удивился – антипатия майфрау Сельми к этим зверькам была хорошо известна.
Первым делом, сразу после обмена приветствиями, наемница вытащила из ячеек бригантины два небольших клинка, еще один, побольше, из сапога, и протянула все три Калрэйну. Затем поддернула повыше бригантину, выпустила рубаху из штанов, и разомкнула охвативший талию меч-опояску. Тоже вернула законному владельцу.
При виде обнажившегося смуглого живота Хлады близнецы сконфуженно отвели взгляды. Воспитывали юных сокменов в весьма строгих правилах.
Наградой за скромность стали два запасных колчана, полные стрел, врученные наемницей братьям.
– Что это вы тут задумали? – спросила Хлада, приводя одежду в порядок, и сама себе ответила: – Веревку свить и сбежать... Молодцы... Я столько сил потратила, чтобы сюда добраться, вам на подмогу... А вы вон как быстро Хигарта схоронили. Искать его надо... Искать!
– Мы...
– ...пробовали.
– Никак...
– не найти.
– Он найдет, – кивнула Хлада на крысолюда. – Легко. Вас-то нашел по следу.
* * *
Человеческие мечты и желания – крайне загадочная материя. То, что мы имеем, вечно кажется нам чем-то неважным; а то, что хотим получить, но до чего не можем дотянуться, представляется самым нужным на свете... Но стоит лишиться чего-то своего, привычного, – и ценность потери неизмеримо возрастает. Как сказал, вставая с земли, один удачливый (и весьма упитанный) висельник, под весом которого оборвалась веревка: «Знать не знал, что воздух такая отличная штука...»
Вот, к примеру, Феликс Гаптор – все имеет, о чем только может мечтать человек, и богатство, и власть, и славу, но Его Надпрестольному Святейшеству неймется, ночами ворочается, Навершием Молота завладеть мечтает...
А маг с медной маской вместо лица владеет Навершием, да не больно-то ценит, использует для ритуалов всяких гнусненьких; но вот засвербело ему топор Бьерсард получить, уж так хочется, что готов законного владельца на кусочки мелкие резать...
Законный же владелец, то есть я, человек простой, без лишних претензий. И заветная мечта у меня столь же простая, незамысловатая... Вот какая: найти в подвале, куда меня зашвырнули, камень с острым сколом. Или что-то еще с острым краем или гранью... Короче говоря, хоть что-нибудь, обо что я смог бы перетереть свои путы.
Не находил ничего. Темница оказалась вызывающе, демонстративно пуста. Никаких нар, пусть даже самых примитивных и жестких. Никакого сосуда или хотя бы дыры в полу, призванной помочь пленнику справить естественные надобности. Вообще ничего. Наверняка пленники меднолицего надолго здесь не задерживались, быстренько отправлялись в лабораторию...
Каменная каморка – шесть шагов в длину, четыре в ширину; потолок тоже каменный, сводчатый. От коридора мое узилище отгораживала не дверь, но решетка, а в противоположной стене, почти под самым потолком, имелось оконце, скорее даже отдушина, которую никто решеткой перекрыть не позаботился, – слишком узкая.
Наверное, можно было попытаться перетереть веревку о железные прутья. Да вот беда – едва я приближался к решетке и касался ее, в коридоре почти сразу же возникал часовой. Наверняка срабатывал какой-то магический сигнал тревоги. Лишних слов шлемоносец не тратил, показывал жестами: отодвинься-ка, мол, подальше. А для пущей убедительности легонько тыкал мне в живот острием глевии, просунув ее между прутьями.
Все попытки заговорить с ним часовой игнорировал, лишь пару раз ответил что-то короткое на своем гавкающем языке. Жаль... Уж я бы рассказал ему сказочку о неисчислимых богатствах, найденных мной на пути к Тул-Багару, и зарытых, по странному и удачному стечению обстоятельств, неподалеку отсюда, в секретном месте под большим камнем.
В общем, мне оставалось одно: предаваться занятию, весьма привычному для всех узников, – горестным размышлениям.
О собственной судьбе задумываться не хотелось. Зависела она сейчас никак не от меня, лишь от меднолицего мага, – какой он способ изберет, чтобы обеспечить свою безопасность во время ритуала передачи Бьерсарда? А я ох как не люблю, когда ничего в моей жизни от меня не зависит, потому и сбежал в свое время из Храма...
И я размышлял о Молоте Времени. О его Навершии... Страшненькая ведь штучка, если вдуматься. На малые дозы крови реагирует созданием всевозможных фантомов и иллюзий, а от вырванного и брошенного на пирамиду сердца произошел небольшой потоп, причем без всяких заклинаний... Вдруг Феликсу Гаптору и Хильдису Кооту именно так и видится спасение мира: на иссохший Лаар возвращается вода, в мертвые пустыни возвращается жизнь. Под мудрым контролем церковных иерархов и капитула Инквизиции, разумеется, – еретики и богоотступники будут мучиться без воды по-прежнему... А платой за каждую порцию животворной влаги будет чья-то жизнь, чье-то сердце... Не беда, разве мало преступников, которых вешают, колесуют, сжигают без какой-либо пользы?
Мне вдруг вспомнился любопытный факт, о котором как-то толковали посетители «Хмельного Гоблина»: отчего-то в Туллене стали гораздо реже проводить публичные казни, к великому унынию любителей жестоких зрелищ. Преступников и еретиков исправно ловят и осуждают, но казнят втихую, где-нибудь в каземате или на безлюдном дворе крепости... «А может быть, вообще не казнят?» – подумалось мне сейчас. Так сказать, накапливают, поджидая Навершие Молота?