Под крестовым христианским крестиком
Вздрогнет вдруг осенняя душа.
И польются рифмы с переливами,
И взойдут возвышенно-легко
Над небесно-чистыми проливами
Караваны песен и стихов…
* * *
Ну вот… теперь между нами еще и слезы.
А я-то, надеялся, что будет лишь только радость…
Мне это не в тягость, и я для тебя не в тягость,
Но как же банально зимой замерзают розы…
Мне кто-то сказал, что всегда остается память:
Наброски, картины, кадры и фотоснимки.
Высокие фразы, пустые ошибки, слова и ужимки —
Засыпаны снегом, замяты… наверно, отсюда «заметь»…
Разумней всего тебя отпустить на свободу.
Ты дикая львица, что учится жить в неволе.
Хотя я в твоих думах, как раз-таки и не волен,
Тебе не нужна свобода.
Ты ищешь в огне — броду.
Его там нет.
И не было.
И быть не может!
Я — это пламя, которого боятся все звери…
Ах, если бы ты могла мне чуть больше верить,
Сегодня бы нам не пришлось ничего итожить.
Ни вех, ни часов, ни рассветов, ни карточной масти,
Упавшей в раскладе козырным тузом на плаху…
Все будет как будет.
К Иисусу или Аллаху
Склонимся в молитве и вверим им наше счастье…
* * *
Я никогда не умру.
Просто уеду в Локхайм…
Туда, где ландграфа по-прежнему ждет королева.
Та, что любит меня, а я, бродяга и хам,
Не ценю этого, а вечно гляжу налево…
Иду вообще вправо, наперекор себе.
Благо о собственный меч порезаться невозможно…
И если что-то меняется в моей судьбе,
То уж, как правило, не вовремя и безнадежно.
Какие письма… закаты… холсты и цветы
С равновеликой ценностью будут закопаны в глину.
Никому не хочу завещать своей немоты,
Но… все книги — дочери, все картины — сыну!
Рано не рано, но есть ощущение, что пора
Всем раздавать серьги — сестер у меня много…
Багряной жемчужиной катится с ангельского пера
Моя земная и яркая прижизненная дорога!
Не торопите, я знаю время и знаю срок.
Мы еще успеваем наговориться друг с другом,
Но вся поэзия — это итог строк
А в конце ее, что показательно, лишь пустота и вьюга…