Но на следующий день по-прежнему шел дождь. И на следующий…
— Он не сможет вернуться в такую погоду, — стонала Хомили.
— Для Спиллера нет невозможного, — сказал Под. — Этот ящик вполне надежное судно, и навес у него крепкий. Течение здесь, под куманикой, идет у самого берега. Вот почему он выбрал этот уголок. Помяни мои слова, Хомили, он может появиться в любой момент. Спиллер не из тех, кто пугается капли дождя.
Разговор этот был в их «банановый» день. Под отправился на разведку по скользкой корке грязи под куманикой. Таща вперед ее свисающие ветви, вода ровным и сильным потоком шла через укрытие, где Спиллер держал свою барку. В ветвях застряла наполовину пустая пачка промокших насквозь сигарет, мокрый лоскут и перезревший банан.
Когда Под принялся через входную дверь протискивать его дюйм за дюймом в чайник, Хомили отчаянно завизжала. Она не поняла сперва, что это такое, а когда узнала банан, стала смеяться и плакать одновременно.
— Успокойся, Хомили, — печально глядя на нее, сказал Под; втолкнув наконец весь банан, он заглянул внутрь. — Возьми себя в руки.
Что она и сделала… почти что сразу.
— Ты должен был нас предупредить, — протестующе сказала она, все еще тихонько всхлипывая и вытирая фартуком глаза.
— Я звал вас, — сказал Под, — но дождь так грохочет…
Они досыта наелись бананом — все равно он перезрел, и долго хранить его было нельзя. Под нарезал его поперек вместе со шкуркой, чтобы удобнее было держать. Дождь так барабанил по крышке, что вести беседу было трудно.
— Льет еще сильней, — сказал Под.
Хомили наклонилась к нему.
— Ты не думаешь, что с ним случилась беда? — спросила она, стараясь говорить как можно громче.
Под покачал головой.
— Он вернется, когда перестанет лить. Надо запастись терпением, — добавил он.
— Чем запастись? — крикнула Хомили, перекрывая шум ливня.
— Терпением, — повторил Под.
— Я тебя не слышу…
— Терпением! — во все горло заорал Под.
Дождь стал попадать в носик чайника. Пришлось пожертвовать одеялом. Хомили забила его в носик, и в чайнике вскоре стало очень душно.
— Может, и через месяц не перестанет, — проворчала Хомили.
— Что? — крикнул Под.
— И через месяц, — повторила Хомили.
— Что — через месяц?
— Дождь не перестанет! — крикнула Хомили.
Разговаривать было невозможно, и они замолчали: игра не стоила свеч. Все трое зарылись в сено и попробовали уснуть. Так как животы у них были полны, а в чайнике было тепло и душно, они вскоре задремали. Арриэтте снилось, будто она вышла в море на барке Спиллера — ее слегка покачивало; сперва это нравилось Арриэтте, но затем барка стала вращаться. Она вращалась все быстрей и быстрей, вот она превратилась в колесо, оно вертелось… вертелось… Арриэтта ухватилась за спицы, но они обернулись соломинами и сломались у нее в руках. Она ухватилась за обод, но он с разгона отбросил ее. Арриэтта услышала, как чей-то голос вновь и вновь повторяет:
— Проснись, Дочка, проснись…
Арриэтта открыла глаза; голова у нее кружилась, в мерцании полусвета кружилось и все вокруг. «Утро», — догадалась Арриэтта; и кто-то вытащил из носика одеяло. У себя за спиной она разглядела отца; вид у него был странный: казалось, каким-то необъяснимым образом он приклеился к стенке чайника. Напротив она увидела мать, раскинув руки в стороны, словно фея с подмятыми крыльями, она стояла так же плотно прижавшись к стенке. Сама Арриэтта, пытаясь подняться с пола, почувствовала, что ее крепко держит какая-то таинственная сила.
— Мы на плаву, — крикнул Под, — и нас вертит!
И Арриэтта заметила, что их не только вращает, но и раскачивает из стороны в сторону.
— Мы дрейфуем, плывем по воле волн, — продолжал Под, — нас несет вниз по течению.
— О господи! — простонала Хомили, поднимая глаза; это было единственное движение, которой она могла сделать, ведь она пристала к стенке чайника, как муха к липкой бумаге.
Но она еще не закончила, как скорость, с какой несся вперед чайник, замедлилась, он стал не так быстро кружиться, и на глазах у Арриэтты мать медленно соскользнула вниз, с хлюпаньем села на пропитанное водой сено.
— О господи! — снова проговорила Хомили.
Арриэтта заметила, что без труда слышит ее; дождь наконец затих.
— Хочу поднять крышку, — сказал Под.
Когда чайник перестал вращаться, он, упав сперва на колени, медленно поднялся, держась за стенку, так как их все еще качало.
— Помоги мне, Арриэтта.
Они вместе уцепились за веревку. Через вход, несмотря на пробку, просочилась вода и по дну плавало мокрое сено. Ноги у них скользили, но постепенно, рывок за рывком, они подняли крышку и увидели над соловой круг ярко-голубого неба.
— О господи! — не переставая стонала Хомили иногда добавляя: — Боже мой!
Но она помогла им собрать в кучу узлы.
— Нам надо подняться, так сказать, на палубу, — настойчиво повторял Под, — . здесь, внутри, мы пропадем.
Выкарабкаться наружу оказалось нелегко. Все было пущено в ход; веревка от крышки, шпилька, остатки банана, узлы, и наконец, сами не зная, как, они выбрались наверх круто накренившегося чайника — навстречу жаркому солнцу и безоблачному небу. Сев на край отверстия, Хомили изо всех сил уцепилась за ручку чайника; ноги ее свисали внутрь; Арриэтта сидела рядом с ней, держась за ободок. Чтобы убрать лишний вес. Под разрезал веревку и столкнул крышку за борт, и теперь они смотрели, как она удаляется от них.
— …Зря пропадет, — сказала Хомили.
Чайник не спеша плыл вниз по течению, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Солнце стояло высоко на сияющем голубизной небе — было позднее, чем они думали. Вода после недавней бури казалась желтой и мутной и кое-где заливала берега. Справа от них лежали открытые поля, слева склон порос ивняком и возвышавшейся над ним лещиной. Трепетали на фоне неба сережки орешника, ровными рядами шли в воду полчища камыша.
— С минуты на минуту мы уткнемся в берег, — с надеждой сказал Под, глядя вниз. — Одним боком или другим, — добавил он. — Чайник не может до бесконечности плыть по течению.
— Надеюсь, что нет, — сказала Хомили.
Она уже не так крепко держалась за ручку и, вопреки собственному желанию, с любопытством озиралась вокруг.
Вдруг они услышали велосипедный звонок и через несколько секунд над кустами проплыл шлем полисмена.
— О боже! — шепнула Хомили. — Значит, там пешеходная тропа…
— Спокойно, — ответил Под.