Кортни живо представила себе, как юный Чандос в дикарском обличье въезжает на ранчо «Бар М» и встречается там лицом к лицу с толпой незнакомых белых мужчин. Что же чувствовал при этом его отец? Ведь сын вернулся к нему дикарем! Ясно, что здесь не обошлось без конфликта.
Вдруг она вспомнила бред Чандоса.
— Мистер Стратон, скажите, а он не называл вас… э-э… стариком?
Флетчер невесело усмехнулся:
— Да он только так и называл меня. Он говорил об этом?
— Нет, но, когда мы ехали по тропе, его укусила змея, — начала объяснять Кортни и, вспомнив это, опять почувствовала раздражение. — Глупый упрямец, он даже не позвал меня на помощь! Правда, мы с ним тогда немного повздорили… Ну так вот, в ту ночь его преследовали кошмары — он был в бреду и много говорил во сне. Среди прочего он сказал… — Кортни помолчала, не желая повторять слова Чандоса. — Ну, словом, он не хотел, чтобы вы отрезали ему волосы. Вы что, и впрямь пытались это сделать? Флетчер тяжело вздохнул:
— Это была большая ошибка. Из-за этого он и уехал. Как-то мы с ним поссорились в очередной раз, и я в приступе гнева велел своим людям окружить его и откромсать эти проклятые косы. Какая была потасовка! Кейн ранил трех парней ножом, после чего Зуб Пилы выстрелом вышиб нож из его руки. Кейн тогда не носил при себе револьвера, только тот нож. Черт возьми, прошу прощения, меня приводило в бешенство, что он упорно не желает вести себя как белый человек. Он ничего не надевал, кроме оленьих шкур и иногда жилета. Только когда холодало, накидывал куртку. И все. Я накупил ему дюжины рубашек, но он ни разу не надел ни одну из них. Думаю, он делал это нарочно, чтобы позлить меня.
— Но почему? Разве он не хотел остаться здесь?
— В том-то и дело. Когда Кейн приехал сюда, я думал, он хочет остаться. Я считал, что он приехал по своей воле, а потому никак не мог понять его враждебности. Он держался особняком, даже ел один, кроме тех случаев, когда работал на пастбище. Не было дня, чтобы он не принес к столу дичи, добытой им на охоте, даже если для этого ему приходилось вставать до рассвета. Он не мог принять от меня даже пищу, черт возьми, прошу прощения!
— Мистер Стратон, пожалуйста, — перебила Кортни, — не надо просить у меня прощения за эти слова. Я и сама переняла их у вашего сына.
— Правда? — Тут он впервые улыбнулся. — Здесь Кейн вообще не ругался — разве что на языке команчей. Рад слышать, что он хоть чему-то здесь научился.
Кортни усмехнулась. Господи, вот уж нашел чем гордиться!
— Так о чем вы рассказывали?
— Да, так вот, как я уже говорил, держался он особняком, ни с кем не хотел знакомиться, отмалчивался в разговорах. Не припомню случая, чтобы он первым заговорил с кем-нибудь. Хотя я отлично знал, черт возьми, что у него полно вопросов — я видел это по его глазам. Но у него было дьявольское терпение. Он молча дожидался, пока ответы на свои вопросы он услышит случайно. Понимаете, ему все было интересно, он учился всему, чему мы могли научить его. Уже через год ему была по плечу любая работа на ранчо. Еще и поэтому я полагал, что он приехал сюда добровольно.
— Но это было не так?
— Нет. Хотя Кейн никогда не говорил мне об этом. Я услышал это от Мэгги спустя два года после его приезда. К тому времени он сдружился с ней. Мэгги была единственным человеком, кто вообще что-то знал о нем.
— Почему же он приехал сюда?
— Мать заставила Кейна сделать это ради него самого. В ту пору он достиг возраста, когда мог стать воином-команчи, со всеми правами взрослого мужчины, включая и право иметь жену. Думаю, посылая его сюда, Миара хотела, чтобы он познакомился с нашей жизнью, прежде чем окончательно остаться у индейцев. Должно быть, она боялась, что потом он пожалеет об этом. Миара поступила мудро, — заметил Флетчер. — Она думала о мальчике, а не о себе.
Она просила его пожить здесь пять лет. Кейн уехал через три года. Миара хотела, чтобы он вкусил прелести богатой жизни, а я человек богатый. Но Кейн презирал мои деньги. Миара, видимо, надеялась на его непредсказуемость, давая ему возможность выбора. Но мальчик принял решение еще до того, как попал сюда.
Проведя десять лет в индейском лагере, Кейн превратился в настоящего команчи. Он никогда и не пытался приспособиться к здешним порядкам. Кейн просто пережидал время и учился всему, чему мог научиться от нас, белых. Так он, конечно, нас про себя называл. Что ж, хорошо, что у него было стремление учиться. Кто знает, может, он и остался бы здесь на все пять лет, если бы я не велел отрезать его чертовы косы.
— Сейчас у Чандоса их нет, — тихо заметила Кортни.
— Нет? Ну что ж, это уже кое-что! Но у него нет сейчас и того индейского отряда.
— Это не совсем так, — возразила Кортни. — Он не один преследует тех людей, которые напали на лагерь команчей. Когда мы ехали по Индейской Территории, всю дорогу поблизости держались его индейские друзья. Он отправился бы с ними, если бы раньше не согласился довезти меня до Уэйко.
— Почему он согласился на это, мисс Хортс? — с большим интересом спросил Флетчер. — Насколько я знаю Кейна, это на него не похоже.
— Он не хотел соглашаться. Чего он только не делал, чтобы заставить меня отказаться от этой поездки! Но когда я оставила все попытки уговорить его, он вдруг передумал. Мне казалось, дело в том, что он все равно собирался в Техас. Чтобы он взял меня с собой, я предложила ему все свои деньги. Я считала, что мы с ним сторговались. Но вчера вечером, когда я хотела заплатить ему, он разозлился и сказал, что деньги здесь ни при чем. — Кортни пожала плечами, а потом проговорила:
— Он просил меня не пытаться понять его и причины этого поступка. Да, он прав. Я до сих пор не понимаю, что им движет. Он самый ласковый человек, которого я когда-либо видела, но вместе с тем и самый жестокий. Любящий и заботливый, он вдруг становится чудовищем и хочет заставить меня ненавидеть его…
— Любящий? Заботливый? Вот уж не думал, что услышу такое о Кейне.
— Четыре года — большой срок, мистер Стратон. А вы разве не изменились за это время?
— Увы, нет. Старые псы не меняются.
— Значит, вы по-прежнему хотите переделать Чандоса?
— Нет, тут, пожалуй, я кое-чему научился и больше не стану перекраивать его на свой лад. Конечно, Кейн — мой сын, но он самостоятельная личность. Но, черт возьми, вы, кажется, сказали «ласковый»?
Щеки Кортни запылали. Ведь она почти призналась в близости с Чандосом: в какой же еще ситуации такой человек, как он, бывает ласков?
— Я сказала, что Чандос — самый ласковый из всех, кого я видела, мистер Стратон, но такое случалось с ним очень редко. Обычно он холоден, резок, крайне раздражителен, упрям и, пожалуй, опасен и беспощаден. К тому же еще непредсказуем…
— Хватит, я все понял, — усмехнувшись, перебил ее Флетчер. — Значит, он не очень изменился. Но скажите, маленькая леди, если он такой, как же вы влюбились в него? — тихо спросил он.