Фома скривился:
– Да заткнись ты со своей мебелью! Сукой буду, еще раз заикнешься о разгроме, сам тебя битой отделаю. Достал нытьем своим. Лучше скажи, что у тебя на втором этаже? А то здесь ночевать как-то стремно!
Кулагин объяснил:
– Там такая же комната, только попроще. Туда я снес ту мебель, что раньше здесь стояла. Тоже диван с креслами, телевизор, видак старый, магнитофон да кровать. Еще по мелочи всякого хлама.
Фомин приказал:
– Запирай дверь, и перебираемся наверх!
Перебазировавшись в комнату второго этажа, бандиты выпили еще.
Фома спросил:
– Ты где ствол держишь?
– В огороде, за баней. А что?
– Затемно достанешь его!
– Зачем?
– За хером! И тачку приготовь! Когда Кузьмич последний раз дежурил?
Кулагин прикинул:
– Последний раз пацаны видели его на посту утром тринадцатого числа.
– Понятно, значит, он послезавтра заступает в день?
– Получается так! А что?
– Ни хрена! С утра готовишь тачку. В восемь часов поедем на пахановскую дачу! Заберем товар и перекинем куда я укажу! Ехать-то сможешь?
– А куда я денусь?
– И то правда! Никуда ты, браток, с подводной лодки не денешься.
– Одно не пойму! На какой черт товар туда-сюда возить?
– А вот это уже не твое дело. Усек?
– Усек!
– Открывай второй пузырь.
Где-то через сорок минут после того, как распечатали следующую бутылку, прощебетал сигнал вызова на сотовый телефон Фомы. Он поднес трубку к уху:
– Да?
– Это Корма! Все ништяк! Усадили Быка на скамейку, пришлось рану раскрыть, чтобы кровь пошла, я вызвала «неотложку». Те подъехали и тут же позвали ментов. Явился местный участковый. Сказала как ты велел. Поверил мусор. Быка в больницу районную повезли, меня мент отпустил, сказал, чтобы в десять утра пришла в отдел. Все!
– Значит, проканала наша версия?
– Проканала. По-моему, участковый и дело заводить не будет.
– С чего взяла?
– А он протокола даже не составил.
– Успеет еще составить! Ну, ладно, ты смотри, завтра в мусарне не оплошай!
– Не бойся. Лучше скажи, мне за эту работу ничего не причитается?
– Как же! Причитается, конечно! Выберу время, лично трахну тебя! За полтинник!
Пьяный Фомин рассмеялся:
– Как тебе подобная плата? По-моему, как раз, а то без работы застоялась, наверное?
– Значит, такая твоя благодарность, Фома?
– А ты чего ждала, шлюха? Чтобы я тебе в ножки поклонился? Знай свое место, овца! И радуйся, что еще работу имеешь! Все! Отбой!
Фомин отключил связь, бросил телефон на стол, но промахнулся, и тот завалился за диван.
Фома опрокинул еще сто грамм, приказал Кулагину достать телефон и, покачиваясь, отправился к кровати. Не раздеваясь, развалился на широкой постели и тут же захрапел.
Пробуждение бандитов было ужасным. Мало того, что тела нестерпимо болели, раскалывались и черепа. Кулагин тяжко вздохнул, не в силах тронуться из кресла:
– Фома!
– Ну, чего?
– Как ты?
– Хреново!
– Мне тоже!
– Налей водки!
– Эх, тебе хорошо! Похмелишься, и ништяк. А мне мучиться. Слушай, а может, на завтра все дела перенесем? А, Фома? Сегодня оклемаемся, а завтра…
Но главарь ничего слышать не хотел:
– Никаких «завтра», Урод! Налей, лобастый, и двигай во двор за стволом!
Вновь тяжело вздохнув, Кулагин пошел к выходу. Фома, поднявшись с кровати, добрался до стола. Его, ко всему прочему, еще и стошнило. От вида водки позывы начали рвать желудок. Он, глотая слюни, произнес:
– Да что ж это за блядство? Выворачивает, сил нет. Наверное, Кузьмич, сука, все потроха внутри отбил!
Мысль о пище вызвала второй накат желчной рвоты.
Отблевавшись прямо на ковер, Фома взял фужер. Он задрожал в его руке. Организм принял спиртное, поведав об этом громкой отрыжкой. Фома вытер набежавшие слезы и испарину, покрывшую лоб, проговорил:
– Нет, надо ограничитель врубать. Иначе нутро подчистую наизнанку вывернется!
Сынку главы местной администрации значительно полегчало. Он преобразился. Потянулся, заправил рубашку в джинсы.
Спустился в ванную, умылся. Бриться не стал. На это еще ни сил, ни желания не было. Заглянул в комнату, где их гонял ночной «гость», оценил обстановку:
– Неплохо! Чувачок оторвался на славу. Все, что можно было разбить и сломать, разбил и сломал. Кузьмич мужик, видать, без комплексов.
В коридоре появился Кулагин.
Лицо его было бледным.
– Фома? Я тут в сортир зашел перед тем, как на улицу выйти, так вместо мочи кровью поссал!
Фома заметил:
– Ничего страшного! Видно, вчерашний незнакомец тебе почки слегка помял. Пройдет!
– Точно, пройдет? А то, может, в больницу обратиться?
– Сказал, пройдет! Ствол принес?
– Держи!
Кулагин протянул главарю сверток из промасленной тряпицы. Фома, не желая пачкаться, брезгливо приказал:
– Разверни!
Урод выполнил требование шефа. В утреннем свете тускло блеснула вороненая сталь боевого пистолета Макарова.
Фома принял оружие. Отстегнул магазин. В нем было восемь девятимиллиметровых патронов.
– Нормально!
Вставив обойму обратно в рукоятку, передернул затвор, затем поставил пистолет на предохранитель.
– Порядок!
Кулагин не удержался, чтобы не спросить:
– Если не секрет, на хрена тебе ствол?
– А чтобы больше мишенью бессловесной не быть. Чтобы ни одна тварь не делала из меня боксерскую «грушу»! Понял?
– Понял!
– Теперь готовь тачку! Через полчаса выезжаем в дачный поселок!
Повернувшись, Фомин поднялся на второй этаж.
Выпил еще сто граммов.
Боль и похмелье отошли в сторону, бандит почувствовал прилив сил. И пистолет удвоил его уверенность в себе. Теперь он защищен. Сам кого хочешь завалит. Эх, этот бы ствол вчера!
Оглядевшись, Фома увидел пакет. Обычный целлофановый, валявшийся у телевизора. Завернув в легкую куртку пистолет, засунул ее в пакет. Так, теперь надо найти тару для дури. Нужна какая-нибудь старая автомобильная камера или, на худой конец, обычный мешок. Хотя мешок, пожалуй, будет даже лучше.