– Благодарю, но я не хотел бы вас стеснять…
– Вы торопитесь? А я надеялась, что вы расскажете нам об Иване Николаевиче… Наши братья лентяи, пишут крайне редко и нерегулярно.
В гостиную зашел Саша, что-то тихонько спросил у матери, та кивнула. Мальчик бочком направился к выходу, но душа не выдержала:
– У вас такой же мундир, как у моего дяди Ивана Николаевича.
– Верно, – рассмеялся Ланской, – потому что мы сослуживцы. Были сослуживцы, когда Иван Николаевич служил.
– А вот это что за знак?
– Как тебя зовут?
– Саша. Александр Александрович Пушкин.
В двери уже показалась вторая любопытная мальчишечья физиономия.
– А тебя?
– Гриша.
Наталья Николаевна не знала, что сказать сыновьям, но Ланской подозвал их к себе и принялся объяснять знаки отличия на своей форме. Вопросы, которые задавал старший, ему очень понравились:
– Намерен стать военным?
Тот важно и коротко кивнул:
– Да.
– А ты?
– И я, – так же важно подтвердил Гриша.
Снова пошел «мужской» разговор о военной службе, о преимуществах одного полка перед другим. Саша, как старший и почти взрослый, снисходительно смотрел на младшего, прощая, что тот пока не уразумел, насколько конный полк лучше любого другого.
Подали чай, Ланской попросил разрешения мальчикам остаться за столом. Наталья Николаевна с улыбкой разрешила. Так с ее детьми еще никто не разговаривал, Ланской держался с ними точно со взрослыми, которые просто не все знают и понимают. Мальчишки смотрели ему в рот блестящими, почти влюбленными глазами и старались не пропустить ни слова.
Но теперь возмутилась Маша:
– А мы?!
– Идите сюда и вы…
Девочки сели рядом с матерью, тоже внимательно слушали, хотя разговор о предстоящих маневрах был им совершенно неинтересен. Просто в доме, где гости бывали крайне редко, появился новый человек, и он разговаривал с Сашей и Гришей, а не просто гладил их по головке, как делали другие. Это был необычный гость.
– Петр Петрович, а у вас есть дети?
Почему-то этот вопрос смутил гостя.
– Нет, я даже не женат…
– Извините за бестактный вопрос…
– Ну почему же бестактный? Откуда вы могли знать о моем семейном положении?
– Мальчики совсем вас замучили?
– Нет, мне интересно с ними общаться.
Потом еще долго говорили об Иване Николаевиче, о том, как служится в полку, как часто приходится уезжать в разные командировки…
Когда пришло время уходить, Ланской почувствовал, что ему очень хочется вернуться в этот скромный дом еще, чтобы вот так посидеть за небогатым столом, рассказывая любопытным мальчишкам о службе, слышать мягкий смех их матери, ощущать теплоту домашнего очага…
Вернувшись в казарму, он, пожалуй, впервые по-настоящему ощутил разницу между ней и домом.
– Ты где был? Откуда вернулся такой мечтательный? Небось красотка попалась загляденье? – приятель заметил странное состояние Ланского.
Тот усмехнулся:
– Был у вдовы Пушкина.
Приятель даже присвистнул:
– Эк тебя занесло… А правда говорят, что она первая красавица Петербурга? Ну, была?
– Красавица? – Петр Петрович даже задумался. А ведь и правда, он побывал у самой красивой женщины Петербурга, Наталья Николаевна повзрослела, но красоты не растеряла, а он и не подумал об этом. – Красавица, только больше душевная…
– Что, некрасивая, что ли?
– Да нет же! Красива, очень красива! Только когда с ней говоришь, то про красоту забываешь.
– А ты о чем говорил?
– Я больше с ее сыновьями, любопытные мальчишки, все расспрашивали о знаках отличия и про маневры… Надо позвать их, чтобы посмотрели сами.
– Это не сыновья Пушкина ли?
– Чьи сыновья могут быть у вдовы Пушкина?
– Так ты для чего к ней ходил?
– Ее брат передал подарок, просил занести, я занес.
– Вот повезло! Кто бы меня попросил передать поцелуй красавице?
Ланской рассмеялся:
– Поцелуя как раз и не передавали. Зато чаем напоили и разговорами развлекли тоже. А еще приглашали заходить почаще.
Ланской стал заходить и подолгу общаться с детьми, вдовой и ей сестрой. Наталья Николаевна заметила, как чуть розовеют щеки Александрины. Неужели… Сестра была влюблена в Аркадия Россета, брата Александры Осиповны. Эта любовь была взаимной, но, не имея средств на содержание семьи, Россет не рискнул и делать предложение.
Теперь Александрине шел тридцать третий год, и для сорокапятилетнего Ланского она вполне подходила как невеста. Красавец генерал-майор Ланской состоял в свите Николая I, но больших доходов не имел, однако жениться он мог себе позволить. Возможно, это была бы и неплохая партия, но Петр Петровича больше внимания уделял Наталье Николаевне. Они подолгу беседовали об общих знакомых, старательно обходя несколько имен: Дантеса, барона Геккерна и Екатерины, а еще, конечно, Идалии Полетики, хотя встречаться с ней в свете Наталье Николаевне приходилось. Ланской же прежде был влюблен в прекрасную Идалию, и влюблен не на шутку…
В доме Пушкиной Ланской забывал и о своей несчастной любви, и о Полетике вообще, и даже о том, что перед ним первая красавица Петербурга. Он общался с душевной женщиной, любящей своих детей и ради них готовой на многие жертвы. Ланской видел, сколь экономно приходится жить Наталье Николаевне, как скромно вести себя, чтобы не подвергаться бесконечным нападкам досужих кумушек… Пришло время, когда он задумался о возможности женитьбы на вдове, но…
– А Петр Петрович сегодня придет?
– Он вам обещал? Значит, придет. Если не задержат какие-то дела на службе, обязательно придет.
– Я ему новый рисунок приготовил. Он обещал посмотреть и сказать, если что не так.
У Саши с Ланским не просто взаимопонимание, Петр Петрович для старшего из сыновей Пушкина словно наставник и строгий судья, все ему на показ, все под отчет. И Ланской эту роль принял, он старался поддерживать Сашу, как мог. Мальчик уже учился в гимназии и очень этим гордился, Петр Петрович знал обо всех успехах и трудностях своего подопечного. Ревнивый Гриша постоянно крутился рядом:
– А я тоже на следующий год в гимназию пойду!
– Конечно. И у тебя все получится.
Детям было хорошо с Ланским, ему очень хорошо в этом небогатом, но душевном доме, а Наталье Николаевне очень хорошо оттого, что хорошо им. Азя привычно переходила от одного состояния к другому, на ее горизонте снова появился Аркадий Россет и надежда на восстановление былых отношений, следовательно, настроение менялось в зависимости от встреч с любимым человеком и от его благосклонности.