Чезаре казалось, что он снова на коне.
Лукреция в Ферраре не сидела сложа руки, она только сменила черный наряд на просто темный, чтобы не действовать остальным на нервы. Но окружающие снова увидели незнакомую Лукрецию – молчаливую, решительную, действующую.
– Ваша светлость, могу ли просить у вас несколько советов?
Герцогу Феррары вовсе не хотелось разговаривать с женой своего старшего сына, он просто не знал, как себя с ней вести. Сочувствовать не хотелось, да и было бы фальшиво, выказывать удовольствие от устранения неприятного человека тоже нехорошо, это ее отец, да и кто знает, как завтра повернет жизнь, похоже, страшный герцог Валентино отправляться вслед за отцом не собирался… Но отказать в такой просьбе он не мог.
К удивлению Эрколе д’Эсте, Лукреция вовсе не стала просить разрешения уехать в Рим или чего-то подобного. Она попросила совет, как поступить со своим сыном от предыдущего брака Родриго, который воспитывался кардиналом Козенца. Кардинал предлагал увезти мальчика в Испанию, где ему будет спокойней, а собственность ребенка в Италии продать, чтобы обеспечить его содержание там.
Герцог Феррарский кивнул:
– Это хорошее предложение. В Риме оставлять ребенка не стоит, он может стать заложником враждебных сил.
Кому враждебных, уточнять не стал, и без того ясно. Но Лукреция вскинула на свекра полные тоски глаза:
– Я и так не вижу Родриго, а если он уедет в Испанию, совсем потеряю с ним связь. Может, лучше отправить его в Неаполь к родным отца? Его отца.
И снова герцог поразился разумности молодой матери. Было решено так и поступить – отправить Родриго в Неаполь. Позже он воспитывался у Санчи, не имевшей собственных детей.
Второй вопрос Лукреции и вовсе потряс д’Эсте. Эти Борджиа непотопляемые! Лукреция решила помочь брату не только письмами поддержки или советами, но и делом. Она просила герцога Феррары на ее деньги вооружить несколько отрядов и отправить их к герцогу Валентино для защиты Романьо, рассудив, что вооруженное подкрепление сейчас будет куда полезней, чем все разговоры и даже деньги.
Это действительно было сделано, из Феррары в Романьо двинулись полсотни кавалеристов и полторы сотни германцев, нанятых Лукрецией. Не невесть какая сила, но все равно поддержка. Лукреция в глазах свекра выросла неимоверно, если после ее болезни и странного выздоровления д’Эсте смотрел на сноху с удивлением, но все равно без особой любви, то теперь стал уважать.
Что касается Чезаре, то Эрколе д’Эсте для себя решил, что правитель Романьо не так опасен, как был при жизни своего всемогущего отца, а вот в качестве щита между Феррарой и Венецией весьма полезен. В этом их мнения с Альфонсо категорически расходились. Наследник герцога Феррары считал иначе, он тяготел к Венеции и ненавидел Чезаре. Именно из-за помощи Лукреции брату у супругов серьезно испортились отношения. Альфонсо и раньше не много разговаривал с женой, а теперь вообще смотрел волком, но его тянуло к Лукреции, д’Эсте очень хотелось, чтобы она родила сына. О разводе речь не шла.
Джулиано дела Ровере, став Папой Юлием II, вовсе не имел намерения поражать всех миролюбием, напротив, это был воинственный, весьма амбициозный Папа. А еще он не собирался отпускать от себя герцога Валентино. Не потому, что любил или столь ценил Чезаре, просто Юлий прекрасно понимал, что Борджиа слишком опасно давать волю. Даже едва живой Чезаре был ему страшен.
Чезаре посадили в башню Борджиа, где когда-то убили Альфонсо Арагонского. Несомненно, она выбрана не случайно. Заключение, пусть и почетное, все равно заключение, тем более, для беспокойного и деятельного Чезаре.
В это время происходило настоящее разграбление имущества герцога Валентино. Ипполито, пытавшийся спасти хоть что-то, не сумел уберечь две очень ценные повозки с тем, что Чезаре спас из комнат Папы после его смерти.
Альфонсо, страшно недовольный помощью семьи д’Эсте опальному герцогу Валентино, нашел себе новое занятие – он уехал в длительное путешествие по Европе. Лукреция только вздыхала: наверное, очень интересно посетить Париж, Брюссель, Лондон, посмотреть, как живут при других дворах. Ей очень хотелось поехать тоже, но стоило лишь заикнуться, муж поморщился:
– Я по делам. Сиди дома.
Да и сама Лукреция не могла бросить сразу столько нуждавшихся в ее поддержке мужчин! Ее помощь оказалась нужна вдруг сразу всем: Эрколе д’Эсте, здоровье которого серьезно пошатнулось, Ипполито, поссорившемуся с новым понтификом и с отцом, не говоря уже о Чезаре.
Старый герцог действительно чувствовал себя все хуже. И тут выяснилось, что он никому, кроме снохи, не нужен! Альфонсо уехал по своим делам, Ипполито не считался ни с его советами, ни даже с приказаниями, откровенно нахамив и избив присланного понтификом посланца, Ферранте о старом герцоге и не вспоминал, впрочем, как и красавчик Джулио, по-прежнему занятый своими любовными похождениями… Вольно или невольно Эрколе стал более внимателен к Лукреции, снова носившей ребенка.
Вообще, это было время разлук и потерь. Ребенка Лукреция не доносила, снова не сумев родить д’Эсте наследника, но на сей раз Эрколе не стал ворчать, только горестно вздохнул:
– Неужели я так и не дождусь от вас с Альфонсо внука?
Второй потерей для нее стал отъезд дорогого Пьетро Бембо. Родственники поэта давно выражали недовольство его привязанностью к Ферраре: что за странная тяга, разве в Венеции менее достойное общество? Им с Лукрецией удалось скрыть от всех свой роман, вокруг не нашлось предателей, способных выдать влюбленных Альфонсо или герцогу Феррарскому. А ведь опасность была нешуточной, измен в своем доме д’Эсте не прощали. Дед Альфонсо Николо д’Эсте приказал казнить свою вторую жену, Паризину Малатеста, и собственного внебрачного сына Уго за любовную связь. И хотя между Лукрецией и Бембо страсть была только платонической, едва ли Альфонсо стал бы в этом разбираться, он не менее деда скор на расправу.
Наверняка ощущение опасности придавало этому роману особую остроту, ходить по лезвию ножа так волнительно… Лукреция была настоящей Борджиа. Жить в опасности ей доставляло настоящее удовольствие. А Пьетро Бембо? Неизвестно. Он сгорал от страсти, писал полные огня произведения, тосковал, но… послушно вернулся в Венецию, потом шесть лет был при дворе Урбино и, наконец, перебрался в Рим, где стал секретарем следующего за дела Ровере Папы Льва Х.
Лукреция переживала потерю платонического возлюбленного недолго, найдя ему замену. Возможно, такая любовь в одних лишь ахах и вздохах начала приедаться обоим, а со временем даже ощущение опасности притупилось и перестало доставлять чувственное удовольствие. Они написали друг дружке еще несколько писем, кажется, Бембо даже заезжал в Феррару, когда отправлялся в Урбино или Рим из Венеции, но это было уже не то. Костер прогорел, и раздувать угли, старательно пыхтя, не стремились оба.
Но как раз в это время Ипполито настолько серьезно поссорился с отцом, что старый герцог даже выгнал его в Мантую. Лукреция, не любившая никаких ссор, как могла убеждала свекра помириться. На свое счастье, опомнился и Ипполито, из Мантуи в Феррару приплыл маркиз Францеско Гонзага, чтобы примирить отца с сыном.