Так Лукреция снова познакомилась со своей последней и самой сильной любовью. Супруг ненавистной ей Изабеллы давно не бывал в Ферраре и не видел свояченицу. Он смутно припоминал тоненькую девочку, уже обрученную с Джованни Сфорца, которую встречал в Риме, много слышал о ней и от самого Джованни, и тем более от супруги, и от опального Ипполито, а потому ждал встречи с интересом. Проклятья Сфорца Франческо занимали мало, он хорошо знал цену этому слизняку, а вот гадости, которые говорила и делала по отношению к невестке Изабелла, могли свидетельствовать только об одном: Лукреция интересна. Ипполито добавил красок, расписывая, как изменилась, похорошела и повзрослела Лукреция после своего чудесного выздоровления.
Франческо Гонзага действительно увидел совсем другую женщину. У нее были все те же золотые волосы, те же чуть грустные серые глаза, та же девичья хрупкость (и как с этим мирится любящий крепких, упитанных девок Альфонсо?), но выражение глаз, манеры, спокойствие подтверждали слова Ипполито. Новая Лукреция была на порядок выше той девочки, что шалила и купалась в море обожания в Риме. Эта женщина была достойна совсем другого поклонения, она могла справиться со своей судьбой сама, она осознала свою ценность не только как дочь Папы, а просто как женщина.
Франческо подумал, что этой Лукреции Изабелла, пожалуй, не рискнула бы строить козни. И, конечно, увлекся.
Гонзага был не только талантливым полководцем, главной притягательной силой в нем для женщин была его невероятная сексуальность. Назвать Франческо красавцем едва ли могли самые завзятые льстецы, но когда его большие темные глаза, словно умоляя о чем-то, останавливались на женщине, любая забывала и о его невысоком росте, и о выпуклости этих самых глаз, и о жестких черных волосах, временами торчавших в стороны, видя только зов из пропасти черных зрачков и полные чувственные губы, тоже зовущие в пропасть.
Подавляющее большинство в эту пропасть падало, причем с восторгом. Сам маркиз Мантуи был невероятно сексуален, ему оказалось мало супруги, любовниц, одну из которых он содержал открыто и даже появлялся с ней на публике, к полнейшему стыду Изабеллы, молоденьких девушек… Франческо был бисексуалом, он охотно пользовался услугами мальчиков. Эта страсть считалась в те времена не просто проступком, а преступлением, но стоило заплатить определенную сумму нужным людям, и содомию просто не замечали. Замечательное все же средство от излишней внимательности индульгенция! Изабелла тоже покупала себе послабления перед каждым постом, потому что не могла обходиться без сыра. Заплатил и живи как хочешь.
Могли ли такого человека ужаснуть глупые россказни Джованни Сфорца об инцесте Лукреции и ее брата? Да ничуть! А вот интерес подогрели.
Глаза Франческо Гонзага позвали и Лукрецию. Он терпеть не мог шурина, Альфонсо отвечал Франческо тем же. Изабелла ненавидела Лукрецию, герцогиня Феррарская также не пылала сестринской любовью к золовке. Но такое положение дел добавляло огня в их взаимоотношения. Оба прекрасно понимали, что резвятся на краю пропасти, для Лукреции такая игра была сродни танцу с кастаньетами – зажигательна и полна страсти. Платоническая воздушная любовь к Пьетро Бембо не шла с ней ни в какое сравнение.
Возможно, новое увлечение помогло Лукреции легко перенести расставание с Бембо, а также спокойно относиться к постоянным изменам собственного мужа, которые тот и не скрывал. На эти шашни она смотрела сквозь пальцы с первого дня, потому что среди его любовниц не было ни одной знатной дамы, Альфонсо увлекался исключительно простушками, упитанными и крепкими, к тому же Лукреция помнила, что он не ведет беседы по ночам, просто удовлетворяет свою физическую потребность.
Новая страсть, пусть только в письмах, к тому же шифрованных, с одними намеками, весьма помогла Лукреции пережить тяжелый период, когда все со всеми были в ссоре, а ее дорогой брат терпел одно поражение за другим.
Франческо Гонзага был болен, но той болезнью, без которой не обходился ни один мужчина. Как и Чезаре, Альфонсо и даже Джулиано дела Ровере, ставший Папой Юлием II, Гонзага болел сифилисом. Периодические обострения «французской болезни» заставляли мужчин проходить курсы лечения и какое-то время сторониться женщин. Возможно, это помешало Франческо и Лукреции стать любовниками сразу, а потому их роман превратился, как и в случае с Пьетро Бембо, в роман в письмах. Лукреция уже знала в этом толк, и в ее письмах было все от кокетства до настоящих страстных слов.
Попади хотя бы одно такое письмо в руки Альфонсо, беды не миновать, но почтовым голубем снова трудился ловкий Эрколе Строцци, холивший теперь новую страсть своей подопечной, и Альфонсо оставалось лишь подозревать. Он делал все, чтобы супруга не могла слишком часто видеться со свояком, даже вернулся из поездки раньше, чем ожидал.
Хотя для этого была и более веская причина – болезнь старого Эрколе.
Герцог все чаще не покидал постели, было понятно, что он долго не протянет, и вот тут-то между братьями развернулась едва ли не война за Феррару. Альфонсо был далеко, и Ипполито и Ферранте оба надеялись в случае смерти отца перехватить власть себе.
Осознав это, Лукреция поняла, что жизненные трудности не закончились. Стоило ли столько лет терпеть неудобства и неприязнь в Ферраре, чтобы отдать герцогство какой-нибудь надменной красотке, жене Ферранте? Но все оказалось куда сложнее, чем она думала.
Герцога лихорадило, ему то становилось легче, и тогда Эрколе даже пытался заниматься делами, то болезнь снова укладывала его под гору одеял, и тогда было ни до чего. Ипполито и приехавший из Рима Ферранте страстно желали стать следующим герцогом Ферраре, но заниматься делами не торопились, пришлось Лукреции все взять в свои руки. Вот когда пригодился опыт Сполето, Пезаро и Ватикана.
Однажды она сидела в кабинете д’Эсте, разбирая накопившиеся бумаги, секретарь уже ушел спать, в одиночестве работалось куда лучше, чем в присутствии кого-то. Лукреция настолько увлеклась, что не услышала, как дверь тихонько приоткрылась, и в комнату, с трудом передвигая ноги, вошел свекор. От его скрипучего из-за болезни голоса женщина даже вздрогнула.
– Что ты делаешь в кабинете?
– Зачем вы встали, ваша светлость? Позвольте, я вам помогу! – Лукреция бросилась к Эрколе, но тот остановил ее властным движением руки:
– Я повторяю, что ты делала в кабинете? Искала, чем бы поживиться?
Сначала захлестнула обида, вместо спасибо он еще и оскорбляет, но Лукреция взяла себя в руки.
– Надо же кому-то заниматься делами, если у кардинала Ипполито и у дона Ферранте нет времени. Я разбирала счета и прошения.
– Что разбирала? – Похоже, герцог несколько растерялся.
– Счета. Там есть срочные к оплате, если ваша светлость разрешит, я могла бы оплатить их пока из своих средств. К тому же нужно выдать жалованье некоторым слугам, охране я вчера заплатила. И пора закупать продовольствие. А еще нужно срочно отремонтировать часть дороги, что за главными воротами, иначе это будет трудно сделать, когда пойдут дожди. Договор с поставщиками мяса я возобновила, пока они предлагают хорошую цену. И о закупках зерна договорилась, сейчас самое время.