Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…» | Страница: 48

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Лаэрт, ты что-то знаешь об Одиссее?

— Нет!

— Я не верю, ты лжешь. Расскажи, но только если это не слухи от Навплия.

— Ты знаешь, что по наущению Одиссея убили сына Навплия Паламеда?

— Знаю, но кто может сказать, что в этом правда, а что нет?

Разговор не получался, Лаэрт не желал помогать ей сохранять власть и жизнь Телемаха, советовал уплыть в Спарту и снова выйти замуж. Устами свекра говорил сам разум, Лаэрт был прав, но сердце не верило, оно чувствовало, что Одиссей жив!

Пенелопа устало поднялась:

— Лаэрт, если вдруг передумаешь, знай: мы всегда рады тебе и ждем. Помоги нам с Телемахом сохранить трон и царство в ожидании Одиссея.

Она уже шагнула к двери, переступила порог, когда сзади раздалось сдавленное:

— Сегодня ночью мне приснилась Антиклея…

Пенелопа замерла в ожидании, не оборачиваясь.

— Она сказала, что разговаривала с сыном в царстве Аида…

Вот теперь царица обернулась, зеленые глаза сверкали вызовом:

— Одиссей столь хитер, что сумеет обмануть даже Аида и выбраться оттуда к живым!

Повернулась и поспешно вышла вон, чтобы не слышать возражений. Она не видела, как побледнел Лаэрт. Старик долго смотрел вслед удалявшейся снохе с внуком. Пенелопа не знала, что именно не договорил Лаэрт и что вспомнил.

Лаэрт вернулся на большой камень, на котором теперь подолгу просиживал, греясь на солнышке. Медленно и безрадостно ползли мысли, цепляясь друг за дружку и восстанавливая в памяти события давно минувших лет и совсем недавние тоже.

Он не сказал, вернее, не успел сказать Пенелопе, что поведала умершая жена: Одиссей был в царстве Аида, но не после смерти, а по требованию волшебницы Цирцеи, побывал и вернулся наверх, потому что еще не пришел срок переходить в царство теней навсегда. Это означало, что Одиссей жив, но мать поведала и о том, что тот вполне доволен жизнью у волшебницы, значит, не рвется домой в Итаку.

Рассказывать такое Пенелопе не хотелось, даже хорошо, что та не стала слушать до конца. Может, все же поверит, что мужа нет в живых, и уедет в свою Спарту?

Лаэрт вспомнил, как привез Одиссей свою Пенелопу в Итаку. Почему красавица-сноха не понравилась Лаэрту? Он и сам не мог бы объяснить.

Потому что спартанка? Пенелопа с первого дня показала, что она, хотя и послушная жена, все же дочь царя Спарты и сильная духом женщина. На приданое новой царицы можно было купить две Итаки, кроме того, она явно выделялась среди остальных женщин умом, красотой, многими полезными знаниями, более присущими мужчине, чем женщине, и воспитанием.

Вот за эти знания и умение держать себя хозяйкой и недолюбливали ее свекор со свекровью. Почему, ведь Пенелопа была верной женой их сыну, прекрасной хозяйкой, умело управляла домом, родила очаровательного здорового малыша Телемаха, прекрасно воспитала его в отсутствие Одиссея, держалась со всеми приветливо, но строго, так, что никто не мог упрекнуть в неверности мужу…

Лучшей невестки и пожелать невозможно, но и Лаэрт, и Антиклея не приняли Пенелопу. Антиклея, как каждая мать, просто ревновала любимого сына к невестке, а потом и к ее умению править домом и царством, а Лаэрт чувствовал себя неуютно, понимая, что большую часть благосостояния принесла с собой Пенелопа, это унижало гордого старика.

Через день Телемах уже рассказывал, что отец навестил мертвых в царстве Аида, побеседовал с тенями, но сумел оттуда выйти (ох и хитер царь Итаки!) и теперь плыл куда-то дальше.

Откуда известно? Деду приснилась Антиклея, сказавшая, что сын появлялся среди теней, а матери рассказала Афина.

— Даже богиня удивляется хитрости Одиссея!

Богиня удивлялась, только хитрости Пенелопы. Та настойчиво создавала мужу ореол непобедимого хитреца, способного выйти из любых положений, остаться живым там, где выжить невозможно, обмануть всех, даже богов.

А где же сам Одиссей?

ОДИССЕЙ. ПУТЕШЕСТВИЕ, КОТОРОГО НЕ БЫЛО…

Сначала казалось, что оракул ошибся. Конечно, Тиресий не ошибался никогда, но все же бывает впервые.

В первый год отправились не туда, приплыли, пограбили, потом поняли, что своих, пусть и далеких родственников, вернулись на Авлиду.

Удивлялись все: более неудачного места для сбора флота не найти, и чего Агамемнону вздумалось собирать ахейские суда в этом узком проливе, где вода с точностью восхода и захода Гелиоса течет то в одну, то в другую сторону? А потом была неудачная охота самого микенского царя, на которой он убил священную лань Артемиды (богиня тоже хороша — отпускать своих ланей гулять там, где собралась такая толпа мужиков без дел, зато с оружием!). Артемида обиделась (смотреть за живностью нужно было лучше!) и устроила, конечно, с помощью Посейдона (тот рад напакостить людям в море, только попроси) безобразие в виде встречных ветров.

Что делать? Выход один — принести искупительную жертву, причем чем страшней, тем лучше.

Одиссей с Диомедом увидели в этом возможность сорвать весь поход и объявили, что жертвой должна быть ни много ни мало дочь самого Агамемнона Ифигения! Местный оракул, получив свою порцию золота, сначала все равно отказался такое вещать, но после дополнительной порции пинков и обещания стать жертвой самому сразу услышал «глас Артемиды», произносивший нужные слова. Богини и оракулы тоже бывают сговорчивыми.

Расчет верен — какой же нормальный отец согласится зарезать свою дочь в угоду походу, который еще неизвестно чем закончится? А не согласится, кинут клич: «По домам!», поддержат все, многим надоело изображать единство ахейцев. Одиссея и Диомеда уже поддержали те, кто поумней.

Но Агамемнон согласился! И Ифигению привезли. Одиссей не верил, что Агамемнон перешагнет последнюю черту, положив собственную дочь на жертвенный камень, даже жреца убедил, что ничего не случится. Микенский царь пошел до конца, он бросал вызов всем: и царям, и богам, и собственной судьбе!

Артемиде пришлось вмешаться, заменив Ифигению на овечку и забрав девушку к себе. Не подозревая, что этим определил себе будущую гибель от рук собственной жены, Агамемнон взмахнул рукой:

— Вперед!

Вперед растянулось надолго. Брать Трою в лоб не решился даже Агамемнон, слишком высоки стены, слишком мощна оборона. Даже окружить со всех сторон не удалось, никаких ахейцев не хватало.

Но микенский царь не глупее Одиссея, хотя, может, и не столь хитер. Ахейцы принялись воевать округу. Агамемнон разбил войско на две части, командование одной доверив Паламеду. Как ни ненавидел Одиссей Агамемнона, но воевать под рукой Паламеда ему хотелось еще меньше.

Эти годы даже вспоминать противно, выброшенные восемь лет после года сидения в Авлиде. Иногда его спрашивали, почему не вернулся, как другие, домой после первого неудачного года, ведь были такие, кто отправился в свои царства и через год к Авлиде не приплыл. Одиссей понял, что если уплывет, то уже не вернется, и этот год посвятил выманиванию из дома Ахилла. Тот тоже прятался, как и сам Одиссей, но не делая вид, что сошел с ума, а переодевшись в девичье платье (разве для будущего героя это не одно и то же?). И Одиссей применил хитрость, как поступил с ним самим Паламед, он разложил на виду оружие, а потом нанятые люди изобразили нападение на дворец. Все девушки с визгом бросились в гинекей, а переодетый Ахилл схватил меч и тем себя выдал.