Роберт снова обнял ее, но голос его был холодным и твердым.
– Никаких записок! Ты понимаешь меня? Никаких записок. Позже, – пообещал он, и голос его стал шелковым, – позже, когда мы будем в безопасности, ты сможешь написать ему и все объяснить. Можешь послать этому подонку целые тома писем. Ты понимаешь, почему крайне важно, чтобы твоей отъезд выглядел обычной размолвкой между супругами?
– Да, – глухо ответила она.
– Тогда до пятницы, – попрощался он, целуя ее в щеку. – Не подведи.
– Хорошо.
Механически занимаясь обычными делами, Элизабет послала Яну с вечерней почтой записку, что останется ночевать в Хевенхёрсте – якобы для того, чтобы разобраться со счетами за ремонт. На следующий день, в среду, она уехала в Лондон, спрятав под широкой накидкой вельветовый мешочек с драгоценностями.
Здесь были все ее украшения, включая и обручальное кольцо. Строго соблюдая свое инкогнито, она попросила Эрона высадить ее на Бонд-стрит, где взяла наемный экипаж и отправилась к ближайшему ювелиру, который не мог знать ее в лицо.
Ювелир был потрясен ее предложением. Фактически он утратил дар речи.
– Это исключительно дорогие камни, миссис…
– Миссис Робертс, – подсказала Элизабет. Теперь, когда ничто уже не имело значения, ей было легко лгать и притворяться.
Однако сумма, которую он предложил ей за изумрудный гарнитур, заставила ее ненадолго выйти из забытья.
– Они стоят в двадцать раз дороже.
– Вернее, даже в тридцать, но я не располагаю клиентурой, которая может позволить себе такие безумно дорогие покупки. – Элизабет молча кивнула, в душе ее не осталось сил даже торговаться, даже сказать ему, что в ювелирном магазине на Бонд-стрит ему дадут за этот гарнитур в десять раз больше, чем он предлагает ей. – Должен вас предупредить, что я не располагаю наличными в такой сумме. Вам придется пойти в мой банк.
Через два часа Элизабет выскользнула из означенного банка с целым состоянием в виде банкнот, которыми набила ридикюль и мешочек из-под драгоценностей.
Перед отъездом в Лондон она отправила Яну записку, что проведет ночь в доме на Променад-стрит, объяснив это желанием пройтись по магазинам и проверить работу прислуги. Это было слабым извинением, но Элизабет утратила способность мыслить рационально. Она автоматически следовала инструкциям Роберта, не отклоняясь от них и не импровизируя. Она чувствовала себя как человек, который уже умер, но тело которого продолжает жить благодаря какой-то дьявольской силе.
Сидя в одиночестве в своей спальне на Променад-стрит, она смотрела пустым взглядом в непроницаемую ночную тьму, бессознально сжимая и разжимая пальцы.
Наверное, нужно послать прощальное письмо Алекс, подумала она. Это была ее первая мысль о будущем за последние два дня. Но она тут же пожалела об этом.
Как только она подумала, что писать Александре слишком большой риск, ее тут же начала терзать мысль о единственном оставшемся ей испытании – предстоящей встрече с Яном. Она не может избегать его больше двух дней, не возбудив никаких подозрений. Или может? – беспомощно спросила себя Элизабет. Он же в принципе позволил ей жить своей собственной жизнью, и она уже оставалась несколько раз в
Хэвенхёрсте с тех пор, как они поженились. Правда, это было не по ее прихоти, а из-за непогоды.
Небо уже посветлело, предвещая рассвет, когда Элизабет наконец уснула прямо в кресле.
На следующий день, подъезжая к Хэвенхёрсту, она была почти уверена, что увидит на подъездной аллее экипаж Яна, но все выглядело очень обыденно и мирно.
С тех пор, как Ян выделил деньги на содержание Хэвенхёрста, в доме прибавилось слуг. Грум вел в конюшню лошадь, садовники обрабатывали клумбы жидкостью от вредителей. Как обыденно и мирно, с истерическим смехом подумала она, когда
Бентнер открыл перед ней дверь.
– Где вы были, мисс? – озабоченно спросил он, с тревогой вглядываясь в ее бледное лицо. – Маркиз просил передать вам, чтобы вы приехали домой.
Ей следовало этого ожидать, но она почему-то не ожидала.
– Не понимаю, почему я должна подчиняться ему, Бентнер, – сказала она повышенным тоном, прикидываясь недовольной. – Мой муж, кажется, забыл, что перед свадьбой мы заключили с ним соглашение.
Бентнер, который все еще недолюбливал Яна за его прошлую чину перед хозяйкой, не говоря уж о том оскорблении, которое он нанес ему, когда силой ворвался в дом на Променад-стрит, и теперь не смог найти маркизу оправданий.
Вместо этого он засеменил рядом с Элизабет по коридору, бросая на нее обеспокоенные взгляды.
– Что-то вы плохо выглядите, мисс Элизабет. Сказать Уинстону, чтобы он принес вам чашечку хорошего горячего чайку с булочками?
Элизабет отрицательно покачала головой и прошла в библиотеку. Там она села за письменный стол и составила, как она надеялась, любезно-уклончивое письмо мужу, в котором сообщала, что останется в Хэвенхёрсте, чтобы как следует разобраться с бумагами. Лакей был отправлен немедленно с указанием доставить письмо не позднее, чем через семь часов. Ни при каких обстоятельствах Элизабет не хотела, чтобы Ян выехал из их дома – его дома – и приехал сюда утром или, что еще хуже, вечером.
После ухода лакея нервы ее сдали окончательно. Ей стало казаться, что маятник на старинных дедовских часах в холле раскачивается с какой-то зловещей быстротой, перед глазами вставали смутные страшные картины. Спать, говорила она – себе, нужно поспать.
Она слишком мало спала сегодня ночью, и от этого у нее разыгралось воображение.
Завтра ей придется встретиться с ним лицом к лицу, но это только на несколько часов…
Элизабет мгновенно проснулась, когда на рассвете дверь ее спальни с грохотом распахнулась, и в темную комнату вошел Ян.
– Ну что, ты начнешь первая или предоставишь это мне? – жестко спросил он, подходя к изголовью ее кровати.
– Что ты имеешь в виду? – дрожащим голосом спросила она.
– Я имею в виду, что либо ты начнешь первая и скажешь мне, какого черта мое общество вдруг стало тебе противно, или начну я и скажу тебе, что я чувствую, когда не знаю, где ты и почему не хочешь быть рядом со мной!
– Я оба раза посылала тебе записки.
– Твои проклятые записки оба раза приходили поздно ночью, и оба раза ты сообщала мне, что намереваешься провести ночь вдалеке от меня. Я хочу знать почему!