И еще подумал, что же мне делать со знанием, которое свалилось только на меня – как на капитана.
Тяжелое это было знание.
Я снова должен выбирать. И выбор оставался прежним.
Смерть или слава. Ты был прав, отец. Нам больше не из чего выбирать. Только смерть и только слава.
Я встал и сунул за пояс бласт, который подал мне Костя Чистяков.
Вы знаете, что написано на его рукоятке.
Звезды мерцали холодно и равнодушно – далекие сгустки раскаленной материи. Им было все равно, что происходит там, куда не дотягивался их осязаемый жар. В пустых и безжизненных межзвездных провалах.
Обыкновенно там мало что происходило. Изредка мелькнет какой-нибудь неприкаянный вселенский странник на недолгом пути к жерлу какой-нибудь космической топки. Или тенью проскользнет одинокий звездолет – но все это редко, чрезвычайно редко. Так редко, что даже ближайшие звезды успевают забыть о прежней встрече пока произойдет новая.
Но этот случай звезды, скорее всего запомнят надолго.
Гигантский корабль в форме плоской восьмигранной призмы застыл во мраке и бестелесности вакуума – он был таким громадным, что язык не поворачивался назвать его пылинкой на ладонях вселенной. Впрочем, у звезд не было языка.
А вокруг него сгрудились тысячи кораблей помельче – самых разных. В форме торов, пяти– и семиугольников, в форме идеальных шаров, эллипсоидов, цилиндров… В отдалении роились светящиеся продолговатые коконы – их тоже насчитывалось много тысяч.
Такого столпотворения не помнили даже старейшие из звезд – тусклые багровые гиганты, чей свет несется сейчас сквозь пространство в соседних галактиках.
Разумные решали свои суматошные сиюминутные дела.
* * *
Ровно в полдень в навигационную рубку влился Курт Риггельд. Смена.
– Ну, я пошел, – с сожалением сказал Зислис и велел своему скафандру отключаться от системы.
Мир сразу поблек и сжался до жалких размеров, исчезло эйфорическое осознание собственной мощи; Зислис перестал чувствовать корабль и коллег на смене – в самых разных частях корабля. Чмокнув, разделил створки мягкий шлем, разошелся шов на груди, и по коже напоследок прогулялся прохладный вихрь.
Зислис до сих пор не понимал, почему из склизкого и влажного чрева скафандра человек выходит сухим и чистым. Но помнил, что стоит подключиться к кораблю, как понимание тут же возникает словно по мановению волшебной палочки.
Все. Он снова просто Михаил Зислис, человек без дома и родины, а вовсе никакой не старший навигатор гигантского и могучего корабля. Навигатором он становится только когда через чудо-скафандр сливается с кораблем. Без этого – он не более чем таракан, забравшийся во внутренности компьютера.
«Жаль все-таки, что Рома ограничил вахты… – подумал Зислис, одеваясь. – Скучно без них…»
Экипаж «Волги» (а как еще люди могли назвать корабль, которому теперь суждено стать их домом?) рвался на вахты. Независимо от уровня доступа – Рома когда-то сравнил это с наркотиком.
Зислис нахмурился. А вдруг – правда? Он как-то вскользь обсуждал этот вопрос с Суваевым и Фломастером, но всякий раз заступая на вахту забывал дотянуться до медотсека или биолабораторий чтоб провентилировать этот вопрос в подробностях. Конечно, по отключению от корабля Зислис позабыл бы подробности и перестал бы их понимать, но главное – результат – неизбежно остался бы в памяти. И можно было бы судить – опасно это как настоящий наркотик, или неопасно.
– Приятной вахты, Курт! – пожелал Зислис и в который раз посетовал, что не может услышать ответа. Впрочем, Риггельд не поленился активировать внешнюю акустику.
– Спасибо, Михаэль.
Больше Риггельд ничего не сказал.
Зислис вышел из рубки и шагнул на транспортную платформу. Кто-то из транспортников, находящихся на вахте, тотчас оживил платформу и погнал ее вглубь корабля, к офицерскому сектору. Зислису даже не понадобилось ничего говорить – все знали, где живет старший навигатор.
Он снова пропустил момент прыжка. Рубку и офицерский сектор по прямой разделяли четырнадцать километров, но платформы никогда не преодолевали их полностью. Максимум – первый километр. А потом платформа вместе с пассажирами вдруг оказывалась у финиша, метров за триста, и ни разу еще Зислису не удалось отследить прыжок.
Но время экономилось.
Впрочем – что его экономить? Очередную вахту такие прыжки все равно не приблизят…
Соскочив с платформы Зислис свернул к офицерскому бару – пообедать. Еще с порога он заметил Суваева и Фломастера, сидящих в самом дальнем углу – последнее время они много общались. Оба цедили пиво и тихо что-то обсуждали.
– Привет, заговорщики! – весело поздоровался Зислис. Легкое чувство подавленности от расставания с кораблем успело притупиться и рассеяться на задворках сознания.
Суваев коротко кивнул, насупив брови; Фломастер проворчал, словно бы нехотя:
– Здравия желаю…
Зислис вдруг понял, что они перед этим говорили о чем-то важном, и он им своим безмятежно-веселым тоном сбил весь настрой. Словно бы обесценил сказанные слова.
– Вы я вижу не просто так языки чешете, – уже сдержаннее добавил Зислис. – Если мешаю, могу сесть в сторонке…
– Нет уж, – буркнул Суваев. – Садись, раз пришел. Сейчас остальные подтянутся…
– Кто – остальные? – Зислис поднял брови. Без всякой задней мысли брошенное слово «заговорщики» неожиданно как нельзя точнее подошло к ситуации.
– Увидишь.
Суваев умел быть кратким.
Пожав плечами, Зислис уселся рядом с Фломастером и наугад набрал код на сервисном пульте. Не прошло и двух минут, как прилетел уставленный тарелками поднос. Кто-то на вахте камбуз-модуля старался сейчас для всех. Для всех, кто не на вахте. В любом из десятков разбросанных по всей «Волге» баров можно было вот так же придти, сесть за столик, набрать код и всласть пообедать. Или надуться пива.
Зислис сначала думал, что шальная волжская братия (из завсегдатаев «Меркурия») навеки обоснуется в подобных местах и на вахту их под стволом бласта не загонишь. Дудки! Таинство единения с кораблем манило всех – от Ромки Савельева с его капитанским допуском до новосаратовского дурачка Фарита с нулем на ладони. Какую работу выполнял Фарит на вахте – Зислис до сих пор не понимал, но корабль эту безгрешную душу не отвергал, принимал наравне со всеми. Что-то в этом было глубинное, затрагивающее самые начала человеческого сознания. Даже бывшие бандиты на вахте не просто растворялись в безграничном естестве инопланетного крейсера. Они работали. Вдыхали жизнь в бортовые системы, во все, сколько их есть.