Карим поговорил с Аманкулом и отрицательно покачал головой:
– Нет, он туда вел и, наверное, не князя Ярослава, а кого-то другого, тот молодой был и обратно живым вернулся, Аманкул его видел.
Кто бы это мог быть, не князь Александр Невский же, тот еще дома, поедет позже…
– Настя, у князя Ярослава Всеволодовича в Каракорум сын ездил.
– Александр?
– Нет, Константин. Действительно вернулся с почетом. Еще при Угедее.
Я усмехнулась:
– Есть надежда?
– Что говоришь-то? Не нарушай их обычаев, не тронут.
– Так уж и не тронут?
Карим только рукой махнул, но немного погодя снова подъехал ко мне ближе, заговорил:
– Настя, это в степи без людей ты могла делать все, что хочешь. Там нельзя. И не только в Каракоруме, вообще нельзя. Там ислам, женщины держатся скромно. Что попало не говори и не делай.
– Ты мой толмач, и все разговоры я веду через тебя.
Я прекрасно понимала, что он прав, начни я орать про Винни-Пуха посреди базара, вряд ли оценили бы. Ладно, потерпим, придется не одной Анюте закрывать рот на замок, но и мне тоже. Жаль, я бы порезвилась…
Впереди показалась какая-то башня, я кивнула Кариму:
– Караван-сарай?
– Сигнальная башня, караван-сарай чуть в стороне, сейчас подъедем.
Таких сигнальных башен высотой в трехэтажный дом мы увидели несколько, но к ним не подъезжали. Спрашивать, зачем построены, глупо, если сигнальные, значит, сообщают о приближении врага.
Но о башнях я довольно быстро забыла, до того поразило меня увиденное на следующее утро. Стоило нам тронуться в путь, как совсем скоро я снова метнулась к Кариму:
– Это что?!
Мы были на краю Великого каньона, не иначе. Я за ночь успела переместиться еще и в пространстве, попав в Гранд-Каньон? Нет, не я одна, вместе со мной весь караван, только в отличие от бедной Насти остальных такое перемещение ничуть не удивляло, даже караван-баши, он спокойно двигался вперед по настоящим горам.
Что за бред, откуда горы в степи?! Вернее, мы тащились почти по краю отвесной кручи, умопомрачительно изрезанной и немыслимо красивой. Круча была слева, а справа все так же ровный каменистый стол с такырами, колючками и песком без конца и края.
Карим тоже спокоен:
– Устюрт. Это чинк.
Я забыла проглотить то, что не глотнулось до произнесенных слов. Нет, про плато Устюрт я что-то слышала, что там пусто, лысо и опасно. Пока шли, выяснилось, что не так уж пусто и не так уж лысо, караван-сараи хоть и несколько потрепанные, но вполне пригодны для жизни и поставлены равномерно. Но я никак не думала, что мы постепенно поднимаемся вместе с плато вверх и вот теперь подошли к краю. Ладно бы край, так ведь какой!
Ответственно заявляю: если кто-то хвалится, что он прошел Устюрт, но при этом не захлебывается от восторга и не таращит сумасшедшие глаза, описывая чинк, смело плюйте мерзавцу в лицо, потому что на Устюрте он был только на краю, и то северном! Кто хоть раз в жизни увидел ЭТО…
Чинк даже не Гранд-Каньон, тот против него мелочь, не достойная внимания, чинк – это… это ЧИНК! Там природа натворила такого, что голова кружилась от одного созерцания. Сверху смотреть – дух захватывало от обрыва, испещренного скалами самых немыслимых цветов и оттенков, а снизу эти скалы вообще казались декорацией сказок «Тысячи и одной ночи». Отвесный слоеный пирог, расцвеченный всеми цветами радуги, весь в каких-то столбах и столбиках, весь в колоннах и выступах… Красиво неимоверно!
Но я даже не представляла, что можно вообще спуститься с этой высоты. Карим на вопрос, как мы это сделаем, недоуменно пожал плечами:
– Как все. С чинка есть спуски, а там пойдем уже обжитыми местами. Гургенджи с самого края чинка можно даже увидеть тому, у кого глаза хорошие.
Так, какой козел, хотела бы я знать, организовывал нашу поездку в Ургенч в двадцать первом веке?! Почему я, побывав в Ургенче, видела какие-то древние минареты, но не видела вот этого?! Вернусь в Москву, набью морду!
У меня руки чесались показать кузькину мать всем, лишившим меня когда-то в той, нормальной, московской жизни такой красоты. Дело в том, что я ездила по части Шелкового пути, то есть была в Ургенче, Хиве, Бухаре, Самарканде… даже в Шахрисабзе была, но чинк-то не видела!
– А от Гургенджи чинк можно?
Дурацкий вопрос, если можно город, то почему нельзя горы? Ну, пусть не горы, но высокие скалы, да еще такие? Карим только кивнул в ответ. Значит, я не могла не увидеть.
Так, здесь что-то не то… Начинаем снова.
– Карим, а после Гургенджи мы куда?
– На Бухару, потом в Самарканд. Там встанем, пока соберется караван, самим через горы опасно.
– А этот?
– Этот разделится, часть пойдет в Персию, часть с нами на восток.
– А мы на восток?
– А мы или через Тараз, Каракорум на Джунгарские ворота, или через Иссык-Куль на Урумчи и в Каракорум. Можно идти прямо от чинка на Отрар, но нам лучше с караваном. Если ты не торопишься, как на пожар.
– Не тороплюсь.
Я попыталась вспомнить, где Джунгарские ворота, кажется, где-то на востоке Казахстана. Тогда почему он назвал сначала Каракорум, потом ворота? Наверное, перепутал. Да, я помню, нам твердили, что Шелковый путь шел через Джунгарские ворота, вернее, одна из его ветвей, северная, кажется. Ладно, на месте разберемся, пока меня куда больше интересовал чинк.
Карим окликнул, показывая куда-то вдаль, на равнину у подножия чинка:
– Во-он там Гургенджи… Конечно, отсюда не видно, но мы через два дня там будем. Только спустимся с чинка.
Спуск с этого самого чинка оказался делом не таким уж легким, верблюдов пришлось вести в поводу, все время приостанавливая, потому что дорожка-то крутая…
После спуска встали у реки на отдых. Неподалеку также стоял встречный караван, видно, решили подниматься поутру. Тоже верно, к чему рисковать, когда скоро ночь?
Я принялась расспрашивать:
– Карим, а Хива где?
Он махнул рукой на юг:
– Там.
– А Бухара?
Теперь на юго-восток:
– Там.
– А Тараз большой город?
– Большой. Богатый, базар хороший.
– А Каракорум?
Мгновение задумчивости, потом кивок:
– Тоже большой.
Мы действительно шли благодатными местами, но меня не оставляло ощущение, что тут не все гладко. Карим кивнул:
– Здесь много городов и селений было, теперь нет.
– Почему?