К собственному удивлению, поляну Ворона я нашла и уже на подходе поняла, что он там, потому что над верхушками деревьев поднимался легкий дымок, видно, волхв топил печь. Раздвинув те самые кусты, которые прятали поляну, я сразу увидела Ворона, явно ожидавшего меня.
– Здрав будь.
– И тебе здоровья. Проходи, гостьей будешь.
О, дожилась, волхв уже гостьей величает, а раньше и разговаривать не хотел. Я вспомнила, что Ворон может читать мысли, но думать все равно не перестала, настолько привыкла к присмотру Вятича, что не обращала внимания, в конце концов, я ничего плохого не думала.
Я остановилась посреди поляны, не зная, что делать и говорить. Зачем, собственно, пришла? А ни за чем, потянуло – и все тут.
– Иди, иди в избу, не мерзни, вся вон в снегу. Я тебя взваром напою.
Нет, Ворон разговаривал со мной явно иначе, чем летом, он не насмехался, был дружелюбен.
– Ты звал меня?
– Звал.
Значит, это был его зов. Ну что ж, посмотрим, что теперь скажет волхв Ворон.
Я старательно отряхнула снег с одежды и обуви и шагнула в избу, низко пригнувшись, чтобы не посадить шишку на лбу.
Внутри было почти темно, во всяком случае, после яркого зимнего дня глаза не сразу привыкли к полумраку, но когда привыкли, я усмехнулась – на лавке сидел Вятич. Дышалось в избе на редкость хорошо, как-то пряно и легко одновременно, голова мгновенно стала ясной и свежей, усталости от пробивания через снега не было совсем.
– Вятич, не мог сказать, что идешь сюда? Я бы с тобой пошла.
– Зачем?
– Но ведь зачем-то я пришла?
Сотник пожал плечами:
– Я не знаю.
А у меня вдруг внутри похолодело, да нет, даже не похолодело, а просто помертвело, мелькнула страшная мысль, что это не Вятич, а какая-нибудь его видимость! Еще мгновение – и я бы набросилась на волхва с кулаками, требуя, чтобы он вернул МОЕГО Вятича! Даже воздух в легкие начала набирать для вопля, но остановил голос Ворона:
– Это Вятич, не пугайся.
Сотник удивился:
– А она испугалась?
– Да, Насте показалось, что я тебя подменил какой-то видимостью. Вятич, а ведь еще чуть – и она меня за тебя растерзала бы.
Глаза Ворона смеялись. Вятич недоуменно переводил взгляд с отца на меня:
– Ты что?
Было непонятно, к кому он обращается, но ответила я:
– Действительно показалось, что это не ты.
– Пойдем на свет, чтобы сомневаться перестала.
– Ни к чему, – волхв поставил на стол большую свечу, стало светло. Излишне светло, даже большая свеча не могла дать столько света. Понятно, волховские штучки, но меня это не беспокоило, пусть себе развлекается.
Присела ближе к горячей печи, все же замерзла, пока пробиралась по снегу.
– Сними тулуп, накрой им ноги, спиной прижмись к печи и руки тоже прижми. Быстрее согреешься.
Вот теперь я узнавала своего Вятича, заботливого и толкового.
Ворон протягивал мне горячее питье:
– Пей.
Питье было вкусным, в меру горячим и отлично согревало. Ворон сел на лавку рядом с Вятичем, и я вдруг подумала, что они совсем не похожи, только глазами, но они здесь у всех голубые или синие, других мало.
– Настя, тебе пора…
– Куда?!
Ворон усмехнулся:
– Появившись на этой поляне впервые, ты просто требовала, чтобы я отправил тебя обратно.
– А сейчас не хочу! Я не игрушка, то сюда, то обратно.
Мысленно усмехнулась: начни еще качать права, напомни, что ты человек, упомяни про гуманное отношение, Страсбургский суд…
– Зачем тебе оставаться, здесь война, опасно, ты и так много сделала и испытала.
– Что сделала? Рязань пала, Евпатия убили, осталось только Козельску пасть и все.
– Настя, ты полгода здесь, хочешь завязнуть еще на полгода?
– Ух ты! Я уже полгода здесь? Даже не заметила, как пролетели.
– Понравилось? – Глаза у Вятича – как всегда – смеялись.
Ворон был более серьезен:
– Сейчас есть возможность вернуться, следующая будет нескоро.
– Ни фига, я еще Батыя не убила! Вот убью, тогда возвращайте!
Кажется, я переорала даже Любаву. Вятич смеялся:
– Видишь, с кем дело иметь приходится?
– Сам притащил, сам и мучайся!
До меня дошло окончательно: тот, кого я так искала столько времени, чтобы вернул меня обратно, все время был рядом. Я приставала к Воинтихе, к Ворону, даже к Анее, а надо было давно догадаться про Вятича. Сказал же Ворон, что владеть мечом научат вместо него, а научил кто? Вятич. И берег меня пуще своего глаза тоже он. А почему берег? Потому что погибнуть моей глупой голове никак нельзя, он обязан меня вернуть в целости и сохранности туда, где взял.
Но если Вятич меня сюда переселил, то в его власти оставить? Я уперла руки в бока:
– Так то, что я здесь, твоя работа? Значит, до тех пор, пока я не убью Батыя, не смей возвращать обратно, слышишь?!
И вдруг Вятич словно сдался, он проворчал:
– Если и оставлю, то не из-за Батыя…
– А из-за кого?
– Ты князю согласие дала?
Я вздохнула:
– Дала.
– Настя, ты о чем думала?
– А вот я останусь и замуж за него выйду, когда Батыя убьем!
Ответом был только вздох.
Потом Ворон занялся моей раной, я не сопротивлялась, полностью доверяя волхву. И не пожалела, на месте раны действительно остался только красный рубец.
Обратно Вятич вел меня совсем другой дорогой, которая оказалась много короче и удобнее. Но он же посоветовал:
– Сама больше туда не ходи, этот путь закрыт. Слышишь, Настя, не рискуй. Я оставляю тебя здесь вовсе не для того, чтобы ты сложила свою буйну головушку где-нибудь в кустах.
– Ты мне поможешь убить Батыя?
– Дался тебе этот Батый, без него заняться нечем?
– Но он разоряет нашу землю и сжигает наши города!
– Настя, это будут делать и без Батыя, куда важнее заставить их из этой земли убраться и научить больше сюда не соваться.
– Как это сделать?
– Надо превратить их жизнь в кошмар, выманить к Козельску и заставить здесь жрать кору с деревьев.
– Как ты их заставишь?
– С голоду. Вспомни, они под Козельском будут сидеть пятьдесят дней. Думаешь, почему? Даже самая сильная крепость не может так долго сопротивляться, надо просто точно рассчитать время, когда их сюда привести.